— Что с тобой, Добрыня? — Звяга присел рядом.
— Да так. Ничего.
— Ты тут не храбрись. Выкладывай.
— Смешно сказать, — смутился я. — До ветру захотел. Сил нет. Может, съел чего…
— Это бывает, — понимающе подмигнул мне лучник.
От этого мне совсем стыдно стало.
— Значит, так, — сказал Звяга. — Мы дальше пойдем, а ты здесь оставайся. Облегчишься, и нас жди. Мы на обратной дороге тебя подберем.
— Нет, — упрямо ответил я. — С вами пойду.
— Тихо ты, — положил мне на плечо руку лучник. — Не ерепенься. Я же вижу, как ты маешься. И не боись. Мы дружкам твоим ничего не скажем.
— Я и не боюсь, — сказал я и почуял, как в животе заурчало.
— Во. — Звяга поморщился. — Даже мне слышно, как у тебя в утробе война идет. Если вдруг что не так — знак подай. Кукушкой кликни. Два раза, потом три раза, потом снова два. Коли не отзовемся—к нашим возвращайся. Дорогу-то приметил? Я в ответ головой кивнул:
— Не заплутаю.
— Вот и хорошо. Пошел я.
— Вы что тут мешкаете? — появился Куденя.
— Ничего мы не мешкаем, — сказал Звяга. — Я уже иду, а княжич здесь остается.
— Это еще с какого перепугу?
— Пойдем, я тебе по дороге объясню, — и они скрылись. А спустя мгновение послышался тихий Куденин смешок. Только мне уже не до стыда было. Полыхнуло в животе. Я едва успел порты спустить. Укрылся плащом. Сразу на кочку лесную или на муравейник похожим стал. Сижу, дуюсь. Чую — легчать стало. А у самого мысли про то, как Гридя со Славдей надо мной потешаться начнут. Со свету сживут своими насмешками. Только бы лучники им не сказали, как я в дозоре опростался. Да нет, не должны. Они мужики надежные…
Вдруг слышу — ветка хрустнула. Да так звонко, что птица пугливая вверх порхнула и в ветвях пропала.
«Не приведи Даждьбоже со зверем встретиться», — подумалось.
И сразу вспомнился детский страх. Зима. Гон. Волк.
Только это не зверь лесной оказался. Это пострашнее напасть… Ятвиги. Враги…
Близко. Там, за малинником, остановились. Я сразу тише воды, ниже травы стал.
Только бы не заметили, это было моим единственным желанием…
Только бы не заметили…
Не видел я их, только слышал. И они меня не видели. А увидели бы?
Лучше об этом не думать вовсе.
— …то ты так мыслишь, Велемудр, — услышал я голос. — А у князя Мала и другие мысли быть могут.
— Повинную голову меч сечь не будет, — возразил первому второй. — А разве мы виноваты? Так что нам и виниться не в чем.
— А коли сначала отсечет, а потом разбираться будет? Хочешь не хочешь, а придется биться. Теперь уж не денешься никуда, ты же сам по лазутчикам их ударить велел.
— Я ж думал, то опять варяжци, — горестно вздохнул первый.
— Теперь уж поздно вздыхать.
— Ладно. Как стемнеет, на лагерь их нападем, а там, что Радогост даст, — сказал второй и снова шумно вздохнул, а потом добавил: — Ты смотри, малина в этом году плохо уродилась. А говорили, что дожди ей в пользу.
— Зато Вышнего дароносица знатный приплод принесла[9]. Попьем в Рожаницын день[10] вено сладкое.
— А медку в этом году недоберем… — Они уходили, и мое сердце, рвущееся из груди, стало утихомириваться.
И вот наконец в бору стало тихо.
А я все сидел и никак не мог отдышаться.
— С облегчением тебя, Добрый, сын Мала, — сказал я себе, натягивая порты.
Выждав еще некоторое время, я подал сигнал Кудене и Звяге. Но так и не получил ответного «ку-ку». Видать, далеко отошли разведчики.
Тогда к своим выбираться надо. Да недобрую весть нести…
Я вышел к нашему стану под вечер. Спешил сильно. Все боялся, что ятвиги перехватят. Но, видать, не пришла еще пора Недоле надо мной потешаться.
— Кто тута? — окликнул меня дозорный.
— Это я, Добрын. Из лучников. Тороплюсь к князю с вестью важной.
— Кто в болярах у тебя, Добрын?
— Побор.
— Проходи и Побору кланяйся, — сказал дозорный и вновь спрятался в кустах.
И я снова рванул что было мочи…
— Батюшка! — громко позвал я, подбегая к княжескому шатру.
— Что стряслось, Добрыня? — узнал меня охранник.
— Ятвиги! — выдохнул я и остановился.
— Ты погоди, — отец откинул полог шатра, — отдышись сначала.
— Отец, ятвиги!
— Не забывайся, Добрыня. —Отец взглянул строго. — Это дома, в детинце, я тебе отец. А здесь я князь для тебя и для всех воинов древлянских.
— Прости, княже, — склонил я голову.
— Что там стряслось? — сказал он, смягчаясь.
— Ятвиги, княже.
— Где?
— Обходят с левого бока.
— Сколько их?
— Не ведаю, княже. Не видел я их. Слышал только. Говорили двое. Они хотят ночью сегодня на стан наш напасть.
— Жаль, что ты не смог к ним подобраться поближе да посмотреть, сколько их? Да как ополчены?
— Виновен, княже. — Я укорил себя за то, что даже не подумал об этом. — Поспешил.
— Не виню я тебя, — сказал отец. — Вот. — Он вынул из уха серьгу серебряную. — Благодар от меня.
— Здраве будь, княже, — сказал я, принимая благодар.
— Ступай к своим, — улыбнулся князь. — Да передай Побору, чтоб ко мне спешил.
Он повернулся, сказал охраннику:
— Послать вестовых! Всех старших боляр немедля ко мне, — и скрылся в шатре.
— С первым благодаром тебя, Добрыня[11], — подмигнул мне охранник и бросился выполнять отцово приказание.
Когда совсем стемнело и снова стал накрапывать противный дождь, вернулись остальные разведчики. А с ними и Гридя со Славдей. Усталые, но довольные.
— Ух, и напугал ты нас, княжич, — ругался Звяга. — Мы ж думали, что заплутал ты.
— Так уж вышло, — оправдывался я. — Кукушкой кричал, да не услышали вы, а весть уж больно важной была. Вы ятвигов не встретили?
— Да нет, — пожал плечами лучник. — У нас тихо все было.
— Ну, видать, обошлись вы с ними, — сказал я.
— Тогда молодец, Добрыня. — Звяга похлопал меня по плечу.
— Да у тебя обновка? — Славдя на ухо мое уставился.
