татя или разбойника какого, с мешком на голове, да еще и среди ночи темной ко мне привести велела?
– А ты чего хотел? Чтобы я человека, который мужа моего, кагана Киевского, жизни лишил, по граду среди бела дня с почетом велела провезти? Меня и так люди за ненормальную держат, а за такое и вовсе дурочкой посчитают. Так что ты уж не обессудь. Я слово свое сдержала и Мала из Любича выпустила, а ты еще и кобенишься.
– И верно, Добрынюшка, – сказала Любава. – Чего ты ныне разошелся-то?
– Да ничего, – еще больше разозлился я. – Думаешь, приятно это, когда кляп в рот да мешок на голову?
Взглянула на меня Любава растерянно, и вдруг слезы у нее на глаза навернулись, и отвернулась она от меня.
– Вижу, что не я, а ты, Добрын, с ума спрыгнул, – сказала Ольга строго, подошла к Любаве, за плечи ее обняла и на меня посмотрела с укоризной. – Или забыл, что жене твоей еще и не такое испытать довелось?
О Боже! Что же со мной нынче деется? Почему на Малушку накричал? Зачем Любаву обидел? За что вместо благодара княгине упреки высказал?
– Прости меня, Любавушка, – сказал я. – За глупую злобу мою извини. Непутевый я. Совсем непутевый.
– Ладно, – ответила жена. – Чего уж там… слово не воробей… прощаю.
– Уф-ф! – это сестренка в горницу ввалилась, запыхалась совсем, растрепалась. – Ну и задачку ты мне, матушка, задала. Насилу справились. Вот ворон вам, – и перепуганную птицу протягивает.
– А остальное? – Ольга на птицу с презрением посмотрела.
– Так ведь у меня не сто рук, – ответила Малушка. – Я и так едва крылатого удержала. Принимайте скорей, а я за просом сбегаю.
– Ну, иди сюда, Кощеев любимец, – взяла ворона Любава.
– Я мигом! – крикнула сестра и опрометью вон бросилась.
– Яичко не забудь! – вдогонку ей жена.
– Вот ведь не терпится ей, – усмехнулась Ольга. – Вот что, Добрыня. Я знаю, что отец твой на подворье сидит безвылазно. Пусть уж там остается, чтоб чего дурного не случилось.
– Хорошо, княгиня, – склонил я перед ней голову.
– Вот это другое дело.
– Г-г-г-а-а-а-р-р! – заграял ворон, затрепыхался и попытался от Любавы вырваться.
– Разорался, прорва! – заругалась на него жена.
В ее руках птица казалась огромной. Ворон дергался, старался извернуться и клюнуть ее своим большим клювом, но Любава цепко держала его.
– Смотри, выскользнет, – сказал я. – Лови его тогда по всей горнице. Может, лучше я перехвачу?
– Ничего, справлюсь, – ответила жена и еще крепче стиснула птицу.
– Да он у тебя обгадился, – скривилась Ольга.
– Где же Малушка запропастилась?
– Туточки я! – на пороге появилась сестренка.
Туесок с медом пьяным она зажала под мышкой, к груди прижимала увесистый мешок с просом, в одной руке держала большую глиняную миску, в другой – куриное яйцо.
– Вот, – сказала она, водрузила все это богатство на стол, достала из рукава платочек и вытерла пот со лба. – Ух, взопрела вся.
– Зачем так много-то? – сказала Любава.
– А вы мне сказали, сколько надо? – обиделась Малушка. – Я старалась изо всех сил, а вы…
– Ладно, молодец, – похвалила ее княгиня.
– А нож-то где? – спросил я.
– Здесь, – она вынула из-за пояска большой острый нож и положила на столешню.
– И правда, умница. А теперь ступай, – Любава взгромоздила ворона на стол.
– Еще чего! – сказала сестренка. – Что ж я, зазря старалась? Мне же страсть как любопытно, что вы тут делать собрались.
– Пусть остается, – велела княгиня. – Небось, не маленькая и со страху не захнычет.
– Да не поняли вы, не гоню я ее, – махнула рукой Любава. – Ступай, Малуша, да Преславу приведи. Только ты никому не говори, что мы тут делать собрались.
– Претичу передай, чтоб у дверей в горницу гридней выставил, – распорядилась княгиня.
– Ага, – кивнула сестра.
– Добрыня, ты хотел ворона подержать?
– Помочь тебе думал.
