– Далась тебе эта шуба, – махнул я рукой.
– Так чего же ты хочешь? – вздохнул он и добавил поспешно: – О женщине ты даже не заикайся, сказал же я, что у Луноликой она.
– Ты же вроде как перед стрельбищем обещал…
– Обещал, – согласился он, – но передумал. Дева Ночи, конечно, старуха вредная, словно щепа в копыте коня моего, однако… хоть людям своим я хан и предводитель, но перед богиней Мон не больше чем волосок в конском хвосте. И с Луноликой спорить у меня желания нет. Так что придумай для себя другую награду.
– Уразумел я, – посмотрел я на Курю так, что тот глаз свой единственный к небу поднял да задышал тяжело. – Тогда… на стрельника играть будем.
– Какого стрельника? – не понял печенег.
– Ну, уруса, который стрелы делает.
– Ясыра, что ли? – удивился хан.
– Вот-вот, – кивнул я.
– А этот-то тебе на кой?
– Это уж не твоя забота.
Сморщился печенег, пальцем в ноздре поковырял, достал оттуда что-то и в сторону отбросил.
– Ну? – посмотрел я на него.
– А… ладно, – согласился Кур-хан. – Все одно от него толку не будет. Говорю же, что у него руки трястись стали. И потом я себе еще мастера добуду. Идет. Только в этот раз я с центра поля начинаю.
– Начинай, – подсел я к доске поближе.
И на расчерченном поле новая битва закипела.
Думал Куря, что я сразу в наступление ринусь, напрямую короля своего в угол поля поведу, так и защиту строить начал, но просчитался. Я в его руки одного за другим своих воинов отдавать принялся. От близости победы совсем растерялся Кур-хан. Радость его обуяла оттого, что перемога ему в руки с такой легкостью идет, тут-то я его и прижал. Ходом обманным от короля своего отвлек, а как только он вслед за войском моим своих воинов двинул, только тогда я главную тавлею к заветному перекрестью повел. Он вдогонку кинулся, но куда уж там? Так я ему слабину и дам. Путь ближайшей фигуре перегородил, а пока он через нее перескакивал, я короля в угол поставил.
– Ты ясыру в дорогу снеди вели дать, а то помрет еще ненароком, – сказал я.
Смотрю – а Кур-хан над доской застыл. Все понять пытается, как же так случилось, что победа близкая вдруг поражением обернулась? Потом тавлеи драгоценные в кулачину сграбастал и лихорадочно стал на доске расставлять.
– Не может такого быть… не может быть… – забормотал.
– Да будет тебе так расстраиваться, – попытался я его успокоить. – Это же игра. Всего лишь игра, и не более…
– Давай еще, – просипел он упрямо.
– Может, не надо боле?
– Давай!
Помедлил я немного, подождал, когда Куря на железяку раскаленную походить начнет. От нетерпения печенег себе щеки расчесывать принялся, вот тогда я рыбу долгожданную и подсек:
– А что в этот раз ты против седла выставишь?
– Все равно, – сказал он. – Что хочешь, то и проси.
– И слово твое крепкое? – Я ему пристально прямо в глаз посмотрел.
– Крепче железа! – воскликнул он и кулаком по колену треснул. – Духи степные мне свидетели, а богиня Мон поручителем! – и на землю смачно плюнул.
– Ну, никто тебя за язык не тянул, – вздохнул я. – Будем играть… на твоих полонян.
– Быть посему, – сказал он поспешно и осекся тут же.
Только слово не птаха глупая, его в степи до смерти не загоняешь. Сказал, так и делать придется.
– Может, все-таки передумаешь?
– Я слова свои обратно не беру, – разозлился Куря и первый ход сделал.
Солнце свой путь дневной закончило и устало выискивало местечко поудобней, чтобы скорее спрятаться за окоем. Печенеги, наевшись, напившись и набузившись вволю, расселись вокруг нашего кургана. Тихо сидели, дожидались восхода полной луны.
Каменная баба, утомленная шумом и гамом суетных людишек, отдыхала. За ее спиной разгорался потрясающей красоты закат, но ей было не до прелестей вечерних. Сколько она восходов и закатов на своем веку повидала, теперь уж и не упомнит. Да и не нужно ей это. Тому, кто вечностью живет и жизнь свою веками меряет, нет дела до пролетающих мимо мгновений. И уж тем более истукану каменному было совсем не интересно, что у его подножия в битве шутейной сошлись две игрушечные армии.
Напряженным вышел наш с Кур-ханом поединок умственный. Один другому никак победу уступать не хотел. На каждый ход достойный ответ находился, на каждую ловушку своя уловка, на хитрость подвох, а на западню засада выстраивалась. Не желал Куря с полонянами расставаться, а я их души на волю отпустить
