Я забежал к Мишке Авдееву и рассказал ему о судьбе коменданта и о своих опасениях, но Мишка сказал, дожевывая морковку:
– Левитан никуда не уедет. Он тут обосновался. И ему у нас нравится.
– Откуда ты знаешь?
– Откуда? А я был у него вчера, как раз когда заходил прощаться комендант. Комендант сказал, что он уже стар и ему пора на покой, что ему надоели вечные жалобы на водопровод и на отопление.
– А что сказал Левитан?
– Ничего. Он как раз работал. Писал новую картину.
– Дядя Вася говорит, что он новые не пишет, а повторяет только старые.
– Ну и что? Мне старые нравятся даже больше, чем новые.
По правде говоря, мне старые тоже нравились больше, чем новые, но я этого не сказал Мишке, боясь прослыть консерватором и невеждой.
Выходя от Мишки, я взглянул на соседнюю дверь – висит ли еще там медная дощечка с фамилией. Все было в порядке. Дощечка висела на том же месте, извещая всех, что в этой квартире живет знаменитый художник. А уж тот или не тот это Левитан, подумал я, пусть решают специалисты. Мне казалось, что это был именно тот.
Комендант все-таки зашел к нам, вернее, не к нам, а к дяде Васе за своей рукописью. Он вежливо поздоровался, трогательно улыбнулся и попросил дядю Васю высказать свое мнение о рукописи.
Дяде Васе, по-видимому, очень не хотелось огорчать коменданта, и он сказал:
– Мое мнение не имеет значения. Я геолог, а тут речь идет о языке.
– А все-таки, – сказал комендант. – Я буду вам очень благодарен. Мне хотелось бы услышать вашу оценку.
Я не слышал, что сказал дядя Вася коменданту, – меня позвала на кухню мама.
А потом комендант ушел, держа свою рукопись под мышкой, и больше я его никогда не видел, словно он вернулся к себе в прошлое.
Когда комендант исчез, я спросил дядю Васю:
– Что же ты сказал коменданту? Как ты оценил его труд?
И тогда дядя Вася возбужденно стал ходить по комнате из угла в угол и рассказывать мне о том, какое сильное впечатление произвела на него рукопись комен-танта.
Что-то случилось с дядей Васей, на щеках его появился румянец, в глазах блеск, а на лице новое, никогда не виданное мною выражение. Он вдруг спросил меня:
– Как тебя зовут?
– Саша. Александр, – ответил я. – Неужели ты мог забыть мое имя?
– Когда я читал эту рукопись, я попытался забыть всё имена на свете, даже свое собственное.
– – Почему?
– Я вместе с автором рукописи попытался взглянуть на мир как бы из того времени, когда на Земле не существовало ни одного имени.
– А разве было такое время? – спросил я.
– Было.
– Когда?
– Всего миллион лет тому назад. Тогда еще на Земле не было людей.
– Людей не было, – сказал я, – а этот комендант был, что ли?
– Нет. Он только вообразил, что он был, для того чтобы создать картину мира, где нет языка.
– Для чего?
– Для того, чтобы понять самому и объяснить другим, что язык внес в мир.
– А что он внес?
Дядя Вася укоризненно посмотрел на меня и покачал головой.
– С помощью языка все было названо и обрело смысл.
Я подумал: комендант совершил великое открытие, но никто об этом открытии еще не знает, кроме дяди Васи и меня. Еще вопрос – признают ли открытие великим и когда? Может, много лет спустя. Мне почему-то стало жалко коменданта. Он, судя по его визитным карточкам, очень хотел быть великим, но пока ему это не удавалось.
А дядя Вася ходил из угла в угол и о чем-то думал. Потом он спросил меня:
– Ты можешь представить себя без имени?
– Нет, не могу, – ответил я. – Хотя это и случается, когда едешь в автобусе, в троллейбусе или в трамвае. Толпится много людей, и в это время у них нет имен. Они обращаются друг к другу, не называя ни имени, ни отчества: «Эй, гражданин, оторвите, пожалуйста, мне билет». Значит, можно обходиться и без имени.
– Путешествие в автобусе длится минуты, в худшем случае часы. Но надолго нельзя обойтись без
