— Проходи, сейчас выйду, — отозвался Дауд.
И тут, что-то словно кольнуло его в сердце. Уж слишком напряженная была у гостя улыбка, нехорошая. Увидел Дауд и другое: какой-то странный силуэт над невысоким кирпичным забором, чуть сбоку от ворот. И уже уходя за стену от длинной очереди, ударившей по окну, он понял, что это было: лицо человека, прильнувшего к прицелу стоящего на сошках ручного пулемета.
Пуля успела вспороть ему кожу на голове. Липкая кровь потекла в глаза и клок мокрых, срубленных ударом волос упал на кончик носа. Дауд смахнул их рукой, размазав кровь по всему лицу. Отпрыгнув в сторону, на корточках рванулся к кобуре, висящей на спинке стула. «Макаров» выскользнул из своей кожаной спальни, рука привычно легла на рифленую рукоять… И тут за его спиной раздался страшный, безумный крик Элизы.
Дауд оглянулся.
На пороге комнаты, свернувшись калачиком и прижав руки к груди, лежал Лема. Его лицо сморщилось, сжалось от страха и боли. А по спине, по выпирающей из-под футболки мальчишеской лопатке, из развороченного пулей выходного отверстия одна за одной наплывали багровые густеющие волны.
Элиза стояла перед сыном на коленях и, боясь дотронуться до ребенка, то снова начинала кричать, то в безумии впивалась зубами в свои кулаки. За спиной матери появилась Аида. Остановившимися, округлившимися в ужасе глазами она глядела на перемазанное кровью лицо отца, на лежащего брата, на кричащую мать.
Во дворе послышался дробный топот обутых в тяжелые ботинки ног. Убийцы не боялись и бежали в открытую. Они услышали крик Элизы. Но неверно истолковали его. Они были уверены, что убили мужчину, и теперь спешили убрать ненужных свидетелей — его жену и детей.
Дауд встряхнул Элизу за плечи:
— Зажми раны полотенцами!
Выпрыгнул в прихожую, по пути отшвырнув Аиду в угол, за валики большого мягкого кресла. Встал сбоку от двери и, когда она распахнулась, ударил шагнувшего на порог стволом пистолета в лицо. Синхронно, его палец нажал на спуск. Отталкивая падающее грузное тело, Дауд увидел, как брызги крови и куски черепа летят на чисто выметенный бетон двора. Второй убийца отстал от первого на несколько шагов. Но он тоже не успел понять свою ошибку. Дауд выстрелил трижды.
Он помнил, что там, в доме, лежит и умирает его малыш. Но еще он помнил, что возле Лемы находятся его жена и дочь. Пока еще живые жена и дочь. И он не бросился назад. А наоборот, подхватив автомат первого из убитых выродков, слегка оттянул затвор. Он увидел, как из патронника потянулось за выбрасывателем зеленое донце гильзы. Такое же пятнышко поблескивало и в маленьком отверстии внизу пластмассового рожка. Магазин был полон. Дауд отпустил затвор и шагнул к воротам, готовый встретить и уничтожить всех, кто еще попытается ворваться к нему во двор.
В стоящих у ворот «Жигулях» никого не было. Но, на углу, задом к дому, притаился зеленый уазик без номеров. В боковом зеркале виднелись напряженные глаза водителя. Как только перед воротами, вместо нападавших, появился Дауд с автоматом в руках, уазик взвыл, нырнул за угол и рванул по направлению к городу.
Дауд бегом вернулся домой.
Элиза услышала и поняла его слова. Лема уже лежал на тахте. У него под спиной и на груди лежали чистые, сложенные в несколько слоев полотенца. Аида прижимала их к ранам, едва стоя на дрожащих, подкашивающихся ногах. А ее мать рвала на повязки простынь, судорожно вцепившись в белое полотно зубами.
Дауд глянул своему малышу в лицо.
Он работал в уголовном розыске десять лет.
Он знал, как выглядит смерть.
Поцеловав сына в остывающие губы, он остановил жену и вынул простынь из ее замерших рук.
Завернул Лему в чистую белоснежную ткань с головой.
Оторванной полосой перетянул себе рассеченный лоб. Снятым с груди ребенка полотенцем стер со своих век и ресниц черные сгустки крови, смешав ее с кровью сына. И сунул полотенце за пазуху, под рубашку, к сердцу.
Через несколько минут от дома Дауда отъехали патрульные милицейские «Жигули».
За рулем сидел молодой мужчина с мрачными потухшими глазами и перевязанной головой. У него на коленях лежал тупорылый укороченный автомат Калашникова. Под рукой, в оперативной кобуре торчал пистолет с наполовину пустой обоймой. Справа, прикладом — на полик, длинным тонким стволом — на спинку пассажирского сиденья, оттопырив тяжелый магазин на сорок пять патронов, стоял ручной пулемет.
А на заднем сиденье находились бледная, дрожащая девочка и женщина с мертвым лицом. У них на коленях лежал большой белый сверток, который женщина прижимала к груди в оцепенелом, судорожном объятии.
Из включенной автомобильной рации доносился торопливый, сбивчивый голос.
Он сообщал всем патрулям, блок-постам, всем сотрудникам силовых структур, что агент ФСК России и предатель интересов чеченского народа Дауд Магомадов, при попытке его задержания расстрелял двух сотрудников ДГБ и, завладев патрульной автомашиной, пытается прорваться из города.
— Преступник вооружен автоматическим оружием. При обнаружении открывать огонь на поражение. Его приметы…
Магадан
Удивительная вещь — время. Одни и те же двадцать четыре часа могут бесконечно ползти, выматывая, высасывая силы, доводя до зудящего томительного раздражения. А иногда — просвистят, как табун чирков над ушами, и глазами вслед хлопнуть не успеваешь.
Сегодня вполне мог образоваться очень нудный вечерок. Еще вчера все, кто имел хоть какое-то отношение к оперативной работе, были подняты в помощь следственно- оперативной группе прокуратуры и УБОП. Наконец-то удалось выйти на след негодяев, убивших год назад молодую женщину. Она пропала без вести еще прошлой осенью. А весной труп несчастной вытаял у обочины дороги на перевале. Страшной была ее смерть. Даже видавший виды пожилой судебный медик, передавая следователям акт экспертизы, не удержался от эмоционального комментария.
— Редкие ублюдки! У потерпевшей распорот живот, голова пробита твердым предметом, возможно — молотком, или подобным инструментом. И, судя по всему, они насиловали ее после причинения этих телесных повреждений. Умирающую, или уже мертвую…
Целый год просеивали, процеживали город опера. И, по мистическому совпадению, именно в день исчезновения потерпевшей, удалось, наконец, получить интересную информацию об одном ничем не приметном молодом человеке, родившемся и выросшем в этом городе, работающем водителем уазика. Но, наблюдение за подозреваемым и изучение его круга общения привело к однозначному выводу: его рук дело. Его и его дружка, такого же: презираемого, отвергаемого даже самыми невзыскательными девчонками. Как сказала одна из их несостоявшихся подружек, до этого лет с пятнадцати ни разу не отказавшая ни одному возжелавшему ее мужчине:
— Вроде и не уроды. На морду — ничего. И в штанах что-то есть. Но, что один, что другой: только лапать начинают, а меня уже блевать тянет.
Но оказалась эта девица не только «слабой на передок», как говорят водители-трассовики. Но и невоздержанной на язычок. Десять раз предупрежденная о том, чтобы никому не говорила ни слова о встрече с операми, она все же разболтала об этом приятельнице. А та не нашла ничего умней, как брякнуть приглашавшим ее прокатиться-повеселиться дружкам:
— Ага, я с вами поеду, а потом меня тоже на перевале найдут!..
