Вечером, для оттайки и по случаю боевого крещения Бугор получил команду выдать народу по 100 граммов к ужину. Команда была встречена с энтузиазмом, хотя доза и чисто символическая. После ужина отдыхающая смена еле-еле привела себя в порядок и попадали спать, как убитые.
Постоянно ловлю на себе изучающие взгляды ребят: «Как ты командир, очко не жим-жим?»
Чувствую какую-то внутреннюю собранность и уверенность, хотя знаний и опыта не хватает катастрофически. Выручают здравый смысл и интуиция. Хотя, тяжеловато — 24 часа в сутки, даже во сне, излучать бодрость и уверенность в себе. Спим-то все общих кубриках. Поэтому, просыпаясь, до того, как открыть глаза, прежде всего думаю: какая «морда лица» на мне одета?
Приближается опасный период. По экспедициям знаю: на 10–14 день начинается «синдром знакомой рожи». Постоянное вынужденное нахождение вместе, накопление усталости в непривычной обстановке, мелкие раздражители в виде бытовых неудобств. Обычно на этот период приходятся приступы нытья, неожиданные ссоры. Потом все притирается и идет нормально. Главное — не прозевать и не сбавить тон. Когда трудно и опасно, люди непроизвольно причаливают к тому, кто сильней и уверенней.
Отработала вторая смена. Картина всё та же. Нас ловят на живца. Автоматчик из-за угла даёт длинную очередь над постом, трассерами, а затем снайпер ждёт, когда из бойницы раздастся выстрел, чтобы тут же влепить пулю на огонёк.
За день, накануне, заступающая смена вместе с предшественниками построила на крыше укрепление, натаскав (пятиэтажка!) мешки с песком. Теперь ребята укрыты надёжно и, если сами не допустят глупости, находятся в относительной безопасности.
Территория блокпоста пока открыта, надо будет взять в полку ВВ кран и разгородить на секторы всё внутри, чтобы мина или граната не посекла все посты.
Кокс услышал по рации, как работает на нашей волне какая-то группа. Голоса чисто русские, без акцента: «Гад, я Калитка, я готов, работаем» Тут же пошла в небо отвлекающая ракета и, одновременно, хлопок в нашу сторону. Наши ребята долго их выпасали и, наконец, засекли снайпера, но только один передал по рации координаты, как третий боевик из-за пятиэтажек запустил трёхзвёздную красную ракету, затем ещё одну и снайпер быстро скрылся. Наши милицейские «Виолы», мало того, что маломощные, их ещё и прослушивает любой, кто захочет. Кстати, почти все отряды прибыли с импортными радиостанциями, которые сканируют чужие переговоры, но защищают свои.
Приморцев, алтайцев администрации краёв одели от пяток до макушек, от иголки до рюкзака.
В январе я пришёл к Михайлову (бывший глава администрации области — прим. автора) и принёс заявку на оплату радиостанций и костюмов «Снег» в которых здесь работает весь спецназ. Для начала удостоился выволочки: что мол, действуешь кавалеристским наскоком, прямо к главе областной администрации! А потом получил от ворот поворот, денег нет. Конечно, командир ОМОН и депутат областной Думы — не фигура для нашего главы. Как до людей не доходит, что можно самому походить без штанов, если отправляешь на войну своих магаданских парней.
За несколько дней до вылета нам пообещала-таки областная администрация 40 миллионов на отряд и выделила деньги для оплаты вылета. Что ж, вернёмся домой, жизнь не кончается, будем хоть в Магадане работать, как белые люди.
Проводили Шулубина. Вот так и узнаешь людей. Все сопровождающие испарились еще в Моздоке, или сразу по прибытии в Грозный. У приморцев остался их сопровождающий — зам. нач. УВД края по кадрам, полковник Яшин, афганец. А у нас — Шулубин, человек сугубо мирный, тыловик. Яшин помогает своим в организации боевой работы. А А.Р. мотался по Грозному и хлопотал, пока не разместились и не обустроились полностью, хотя здесь каждая поездка — серьезный риск. Отправили с ним первые письма домой.
6-ого заступили ещё на два КПП. Вместе с военными перекрываем дорогу на Шали и Октябрьское. Оружие не возят: «А зачем? Вы стоите на дороге, не опасно. Дома? Конечно, есть оружие, что за мужчина без оружия?»
Молодой лейтенантик делает бизнес. Нарядился в серую милицейскую форму и с каждой машины сливает бензин. Мои хлопцы сначала не поняли, думали, что на какие-то нужды КПП попросил раз — другой. Но, когда он проделывал это упражнение весь день, а под вечер к нему приехали чеченцы на уазике с двумя бочками, Пионер и Кот так шуганули этих бизнесменов, что тех ветром сдуло. А лейтёхе пообещали морду набить, если он будет создавать нам репутацию мародёров. Я рассказал об этом инциденте командиру полка ВВ, к которому мы прикомандированы. Реакция неопределенная. Пожал плечами, что-то буркнул.
В полку, где мы расположились, все поражаются. Наши ходят выбритые, по форме, ни одного пьяного. «Соточки», которые мы выдаём к ужину в торжественных случаях, или после особо нервной работы, в счёт не идут. Моим орлам это как слону дробина, и ни один ни разу не добавил, хотя почти у каждого есть заветная фляжка. Если так пойдёт и дальше, предупредим массу проблем. Я постоянно достаю личный состав за малейшие уклонения от установленного порядка. Некоторые ворчат, но деваться некуда. А я с экспедиционных времён знаю: человек, который перестал следить за собой и выбивается из нормального распорядка — первый кандидат на ЧП.
Пока торчал на блоке, начала складываться песенка.
Снайперы показывают нам все трюки, о которых нас предупреждали. Один работает с лазерным прицелом. Лучом лазил по ребятам. Но дымка и большое расстояние мешают работать с оптикой. Полковник увидел точку на рукаве, она поднялась выше и ушла, а ребята даже сначала не сообразили. А когда она появилась снова, уже были настороже. Задумка простая. Бойцов не видно, зато видна амбразура. Его помощник на скорости, поигрывая лучом от фонарика, пробегает по лестнице двенадцатиэтажки — бывшего института. Если бы наши стали стрелять, то снайперу хватило бы доли секунды, чтобы довести точку и нажать спуск.
Впечатлило. И вылилось еще в две строфы.
