подсыхающая лужа — сколько их мы видели сегодня! Очевидно, он нашел свою смерть, спрыгнув на скульптуру с крыши.
Эту ли находку считать самой страшной? Или девочку, задушенную матерью в своих объятиях? Мать так хотела защитить ребенка от какой-то неизвестной нам угрозы, так крепко прижимала к себе — уже сама теряя сознание, коченея…
Или те трое в бассейне — мужчина, женщина и ребенок. Видимо, они обнялись, прежде чем шагнуть в воду, и так и плавали, сплетясь. Легкий ветерок рябил воду, и тела слегка раскачивались.
За время наших поисков мы обнаружили лишь 27 живых — впятеро меньше, чем мертвых, — трое из них находились в сознании — если это можно считать сознанием. Был тучный и совершенно голый мужчина, прятавшийся (или запертый кем-то) в подвале. Мы обнаружили его по истошному вою, доносившемуся из-за двери; когда мы открыли подвал, он, продолжая кричать, попытался куда-то бежать. Был мальчик — он тоже прятался в доме, но не кричал, и не двигался, и не говорил с нами, однако понимал что-то, потому что наотрез отказался выходить наружу; ему, как и мужчине, пришлось ввести большую дозу успокоительного.
Единственным обитателем поселка, с которым доктору Завадски удалось установить хоть какой-то контакт, была девушка, обнаруженная нами в саду возле дома. Она попыталась убежать, но ноги ее не слушались, и, сделав несколько шагов, она упала. У нее ничего не было сломано, она не была ранена — только сильно исцарапаны руки и лицо вымазано в земле. И она с большим трудом, после нескольких безуспешных попыток, смогла ответить на вопросы нашего психотерапевта, потвердив, что мы действительно находимся в поселке Новый Китеж, что она живет здесь и зовут ее Таня. Однако уже невинный вопрос о времени вызвал у Тани сильнейшее волнение, и она так и не смогла сказать, утро сейчас или вечер; как и в предыдущих случаях, дело кончилось транквилизаторами.
Особо тяжелое впечатление производила центральная площадь поселка. На этой небольшой и очень уютной площади, где вечерами обычно устраивались танцы, сейчас грудами лежали тела погибших и искалеченных.
Здесь наш отряд остановился. Полковник выслал по нескольким направлениям небольшие поисковые группы. Связавшись с базой в Белогорске, он попросил прислать дополнительные бригады эвакуаторов и врачей. Уже все машины экспедиции вошли в поселок, гнетущая тишина исчезла, слышались голоса, спасатели осматривали каждый дом. Прибывшие со следственной бригадой операторы снимали площадь, лежащие на ней тела. В Новом Китеже шла та мрачная и лихорадочная псевдожизнь, что возникает в местах катастроф.
— Ну и что вы об этом думаете? — спросил я. Руководитель экспедиции ответил не сразу — мне даже показалось, что он меня не слышал. Он стоял, привалившись к глайдеру, закрыв глаза. Потом достал из кармана фляжку, отвинтил колпачок и сделал большой глоток, после чего протянул ее нам. Я покачал головой, доктор Завадски сделал то же самое; полковник с сомнением посмотрел на фляжку, сделал еще один глоток и сказал:
— Трудно тут что-то думать. Типичная картина газовой атаки, а газа нет.
— Много анализов сделали?
— Уже 150… нет, 167 проб. В воздухе, в воде, в почве, в крови — нигде ничего.
— А если это был не газ?
— А какая разница? Если что-то вводили в кровь или растворяли в воде, следы тем более должны быть.
— А вы что скажете? — повернулся я к психотерапевту.
— Я понимаю ваш вопрос… Да, кроме отравления, это еще похоже на результат внушения. Глубокое вторжение в психику. Но это невозможно, поймите! Скольких мы подобрали — 130 человек? С остальными наверняка то же самое. Не бывает такого массового, да еще бесконтактного воздействия.
Реципиент должен видеть гипнолога, слышать его. А они выбегали из домов полуодетые, босиком и уже во власти галлюцинаций. Словно у каждого возле кровати сидел маньяк-гипнотизер и сводил его с ума еще при пробуждении.
— Возле каждого, возле каждого… — бормотал я. Какая-то мысль не давала мне покоя. Вот! Я повернулся к полковнику: — Скажите, а что докладывают с других улиц — какая там картина? Я хочу узнать, собственно, вот что: по нашей улице люди бежали прочь из города, по дороге калечились и погибали. А на других тоже так?
— Ну… — Он помедлил, припоминая недавно услышанные рапорты. — Пожалуй, то же самое. Вдоль шоссе на Бедогорск нашли сорок шесть человек, и на Старый Крым тоже… — Значит, они разбегались в разные стороны — правильно? Из центра — в разные стороны. Понимаете? — Я вновь обращался к доктору. — А что, если кто-то собрал всех жителей поселка в одном месте — скажем, на этой площади — провел здесь с ними сеанс — в общем, воздействовал определенным образом, — и отсюда, уже безумные, в состоянии глубокого делирия, они бросились спасаться — такое может быть?
— Собрать всех… потом дать команду… — бормотал он, что-то припоминая.
— Да, вот именно: Лимерик! Арчибальд Пейн — помните?
— Да, а потом где-то в Южной Америке…
— Пуэрто-Аренас — но там была другая картина, там людей строили в колонну, Карталана хотел возглавить процессию…Значит, и тут могло быть такое?
— В общем, да… Знаете, пожалуй, это может объяснить… хотя…
— Я вас очень прошу, доктор: обдумайте все «за» и «против», и вечером в штабе мы еще раз это обсудим — хорошо?
Теперь, когда картина начала проясняться, я точно знал, что мне нужно делать, и делать быстро.
— На сколько часов установили блокаду — на 12? — обратился я к полковнику.
— Нет, на 10. И то прокурор не хотел — вы же знаете, как сейчас связываться с телевизионщиками, — но ваше начальство настояло.
Я взглянул на часы. В моем распоряжении оставалось около двух часов. Как только кончится запрет, здесь будут все: ТВ простое и компьютерное, газетчики… О какой-либо работе уже не будет и речи. До вечера распрощавшись с доктором и полковником, я поспешил по знакомому адресу. Был лишь один человек, способный собрать всех жителей поселка ночью на главной площади, человек, способный воодушевить сотни людей одной идеей, пусть и безумной. Это был Максим Путинцев. Тайна всего здесь случившегося наверняка была связана с ним; ни одно объяснение ночных событий не могло обойти личность Учителя Максима.
Конечно, его могло и не быть дома (ведь не рассчитывал же я застать его спокойно работающим в своем кабинете?) — он мог быть среди погибших на площади или на одной их улиц, он мог находиться в числе тех, кто ночью вырвался их поселка, — но, может быть, будет записка? Видеозапись? Пусть хоть что- то — по крайней мере с дома следовало начать.
В этой части поселка спасатели еще не побывали, и неубранные тела по-прежнему лежали на асфальте. Наконец я увидел хорошо знакомый конек крыши, над ней флаг с изображение горы… Я так спешил, что едва не споткнулся о человека, лежавшего на тротуаре неподалеку от дома. Возле него сидела женщина. Она подняла голову, и я сразу узнал ее.
— Ах, это вы, — сказала она. — Так и думала, что вы появитесь в числе первых. Помогите мне — не хочу, чтобы он здесь лежал, а сама дотащить не могу. Берите вот так, а я возьму ноги. Да берите же, не бойтесь — он умер два часа назад.
Наверное, у меня был достаточно дикий вид и странное выражение лица. Я не сразу осознал, что же меня так поразило. Не смерть руководителя «Дома Гармонии» — к ней я был готов, не слова его жены, а… Да, вот что: Анна Путинцева говорила как совершенно нормальный человек — первый нормальный человек, встреченный мной в Новом Китеже. И скорее всего единственный.
Глава 3
НОЧНОЙ ГОСТЬ
