громкие победы, первым в нашем футболе ставший чемпионом страны, первым сделавший «дубль». В коллектив, где, по существу, каждый игрок был знаменитостью и авторитетом: Михаил Якушин, Гавриил Качалин, Аркадий Чернышев, Михаил Семичастный, Сергей Ильин, Всеволод Радикорский, Евгений Фокин…
А теперь разберемся в обстановке, которая сложилась тогда в советском футболе в целом и в динамовском клубе в частности.
От памятного матча московских спартаковцев с басками, как от верстового столба, идет отсчет появления системы «дубль-ве» на футбольных полях нашей страны. Но процесс этот не был ни легким, ни односложным. Достаточно просмотреть репортажи и обозрения тех лет, появлявшиеся в советской печати, чтобы понять, что у новшества было много серьезных и непримиримых противников.
Как ни странно, московское «Динамо», фактически первым при Квашнине применившее «дубль-ве» в ряде матчей еще в 1936 году, теперь оказалось на позиции решительного неприятия ее. Команду лихорадило, последовал заметный спад: в 1938 году – 5-е место в чемпионате, в 1939-м – 7-е. Началась тренерская чехарда. До июня 1939 года на посту тренера оставался В. И. Дубинин, затем его сменил Л. Н. Корчебоков, а в сентябре – В. С. Тетерин. Он-то через два месяца и передал «ключи от команды» Аркадьеву.
Борис Андреевич знал, что в коллективе нет единого взгляда на методы подготовки и ведения игры, что здесь, к сожалению, наметились элементы групповщины, пренебрежение дисциплиной, потеря отдельными футболистами должной требовательности к себе.
В такой ситуации нужна была прежде всего предельно ясная и четкая позиция руководителя. Борис Андреевич в день прихода в команду выступил перед своими новыми товарищами с лекцией «О главных теоретических проблемах современного футбола и вытекающих из этого практических задачах московского «Динамо».
– Среди тех, кто сидит передо мной, – заявил тренер, – люди, составляющие гордость и славу нашего футбола, любимцы публики, действительно выдающиеся мастера. Я присоединяюсь к тому общему уважению, которым вы окружены. Но вместе с тем я говорю: ваше положение обязывает вас работать больше, чем когда-либо. Высшая мера взыскательности к себе – вот условие, при котором, мы сможем сработаться.
Еще в конце ноября, когда динамовцы, сменив кожаные мячи на плетеные, вышли на лед, Борис Андреевич стал настойчиво проводить свою идею творческого обновления. В чем же она состояла?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам придется хотя бы в общих чертах ознакомиться с теми тенденциями, которыми характеризовалось развитие советского футбола на рубеже 30-х и 40-х годов.
Читатель уже уяснил, что тактической доминантой стала у нас тогда система «дубль-ве». Но следует сразу же подчеркнуть: взятая на вооружение, эта система непрерывно изменялась, улучшалась, творчески трактовалась советскими командами. И если в линиях обороны система «трех защитников» прочно вошла в тактический арсенал почти всех наших команд, в связи с чем изменились расстановка и характер игры полузащитников, то игра нападающих в ее классическом выражении продержалась очень недолго.
Почти сразу же была отвергнута строгая система коридоров, по которым должен двигаться нападающий футболист. Эта прямолинейность не пришлась нам по душе – она сковывала инициативу, облегчала задачи обороны соперников. И вот лучшие форварды стали то и дело уходить из своих зон, перемещались на свободные места, сбивали с толку защитников. Такое движение по фронту и в глубину уже в конце 30-х годов показали тбилисские динамовцы, московское «Торпедо» и некоторые другие клубы нашей страны. Однако их действия до поры до времени носили эпизодический характер.
Аркадьев первым увидел в этом неосознанном движении вширь почву для создания своей системы игры. Однако его творческий порыв натолкнулся на серьезное противодействие противников новой системы.
Перед тренером стояла сложная задача переубедить маловеров. И Борис Андреевич долгие часы тратит на индивидуальные беседы, раскрывая перед каждым учеником общие принципы своей стратегии и роль того или иного игрока в ее осуществлении. К счастью, вскоре он нашел единомышленников в лице таких исполнителей, как Аркадий Чернышев, Михаил Якушин, Гавриил Качалин.
В то же время руководитель команды понимал, что для проведения своей идеи, для создания атмосферы свободного творческого соперничества в коллектив следует влить молодые силы. Он подбирал людей с особой придирчивостью. По его приглашению в «Динамо» в тот год пришли Сергей Соловьев, Всеволод Блинков, Иван Станкевич, Николай Дементьев, Николай Палыска. Характерно, что все они без исключения стали звездами советского футбола, всем впоследствии было присвоено звание заслуженного мастера спорта. Это, несомненно, лучше всяких слов говорит о том, каким снайперским взглядом на таланты обладал Борис Андреевич.
Итак, план был намечен: не просто внедрить «дубль-ве», а настроить коллектив на работу с опережением, привить вкус к широкому, маневренному футболу.
– У нас будет свой, динамовский, ни на кого не похожий почерк, – не уставал повторять Аркадьев.
В конце февраля команда выехала в курортное местечко на Кавказском побережье – Гагры. Здесь Борис Андреевич нажимал на тактику. Утром после интенсивной зарядки – два часа теории.
На этом мне хочется остановиться особо. В своей педагогической практике Борис Андреевич всегда уделял значительное место разъяснению спортсменам стратегических и тактических принципов построения игры.
– Ежедневные лекции, которые я проводил с подопечными, – вспоминает Аркадьев, – расширяли их кругозор, учили мыслить, сближали наши точки зрения на футбол.
Большое внимание уделил тренер и теоретической разработке основ индивидуальной тактики. Он делал доклады и показывал на схемах, как в разрабатываемом им сценарном плане будущих матчей должны действовать вратарь, защитники, форварды, полузащитники (хавы), как и по каким направлениям должно осуществляться взаимодействие между ними. Причем каждую индивидуальную роль разбирали совместно, с необычайной тщательностью.
Потом «теоремы Аркадьева», как именовали их футболисты, решались на зеленых полях. В расписании отводилось много места тренировочным играм по особым правилам, где штрафовались каждый пас «закрытому» партнеру и каждая передача исполнителю, занимающему свое место строго по схеме. Иными словами, правила обязывали каждого непрестанно перемещаться, искать свободные, выгодные позиции.
Спортсмены очень уставали, особенно ветераны. Но теперь никто не роптал. Только иногда кто-нибудь возьмет да спросит:
– Борис Андреевич, ну как, получается у нас что-нибудь?
– Игры покажут! – отвечал он односложно.
В душе он откровенно побаивался этих игр. С большим внутренним напряжением ожидал начала чемпионата. Он верил в правильность задуманного, в необычность, яркость его трактовки системы «дубль- ве». Но вот сумеют ли осуществить задуманное его ученики?
Начало сезона складывалось трудно. 2 мая в Болшеве сыграли вничью (1:1) с земляками из «Крыльев Советов», только что перебравшимися в высшую лигу. В Тбилиси уступили со счетом 0:1 одноклубникам. В Сталинграде не сумели реализовать явного игрового преимущества и довольствовались нулевой ничьей. Два очка из шести возможных на старте – не очень густо. И одна из столичных газет уже написала: «Как и в прошлые сезоны, слабо выступает московское «Динамо». Обновленная тренером Аркадьевым команда много работает на поле, но частые и стремительные перемещения игроков кажутся бессистемными, они дезориентируют зрителей…»
– Эта заметка одновременно разозлила и обрадовала меня, – рассказывал Борис Андреевич. – Разозлила, ибо не люблю, когда о футболе пишут не сведущие в нем люди. А обрадовала, потому что стало ясно: если уже начинают понимать, что у нас резко изменился рисунок игры, значит, проблема решена, значит, дело развивается правильно!
У Аркадьева были свои твердые педагогические принципы. После каждого матча на следующий день – подробный разбор его. Тренер вспоминал общую установку и персональные задания на игру, которые он давал. Затем просил каждого участника матча выступить с оценкой своих действий и партнеров. И наконец общее, весьма подробное заключение руководителя.
После поединка в Сталинграде подобный разбор проходил особенно бурно. Все загорелись, все увидели,