какого-либо великолепного агента гораздо приятнее и интереснее, чем о том, сколько миллионов долларов или фунтов было на это потрачено. А вопрос этот не праздный. Чтобы представить хотя бы приблизительно, сколько сейчас съедают валюты обе наши разведки — военная и политическая, надо попытаться выяснить, а сколько они «кушали» валюты на заре своего существования, в 20-х и 30-х годах, когда на счету был каждый доллар и фунт, а шедевры Эрмитажа продавались за рубеж, чтобы выручить хотя бы немного валюты для развития народного хозяйства.
Обе наши разведки в межвоенный период работали на равных. Почти одинаковая численность центрального аппарата. Легальные и нелегальные резидентуры в одних и тех же странах мира. Очевидно примерное равенство резидентов и агентуры. Обе разведки покупали информацию и имели многочисленную агентуру, работающую на Советский Союз «на материальной основе» и не за советские рубли. Зорге и члены его группы, члены кембриджской пятерки и «Красной капеллы» работали на нас не за деньги, а по идейным соображениям. Но это скорее всего исключение из правил. За ценные документы и информацию так же, как и ценным агентам, приходилось платить, и платить щедро. Бессребреников на Западе и на Востоке было не так уж много. Вывод из всего сказанного может быть только один — обе разведки тратили примерно одинаковое количество валюты. Конечно, бывали и исключения. В какой-нибудь год одна из разведок могла потратить валюты больше, чем другая. Но если бы удалось просчитать и суммировать все валютные расходы обеих разведок за двадцатилетие, то суммы получились бы примерно одинаковые. Отсюда вывод — если знать, сколько за некоторые годы тратила валюты одна разведка, то можно предположить, что столько же в это время тратила и другая разведка.
Валютные ассигнования для всех трех ведомств, связанных с разведкой, утверждались на заседаниях Политбюро. По каждому ведомству образовывалась комиссия, которая и решала, сколько нужно фунтов или долларов той или иной разведке. Предложения комиссии обсуждались на очередном заседании, и решение фиксировалось в протоколе с грифом «Совершенно секретно. Особая папка». Выписки для сведения посылались руководителям ведомств. Нарком Ворошилов и его первые замы Иосиф Уншлихт и Ян Гамарник, курировавшие повседневную деятельность военной разведки, так же как и руководители ОГПУ Дзержинский, Менжинский и Ягода, отлично знали, сколько валюты получают их разведки. Сменившие Ягоду Ежов и Берия тоже знали, сколько давали ИНО перед войной из государственного бюджета. Поэтому для того, чтобы обнаружить и опубликовать цифры ассигнований, достаточно заглянуть в личные фонды этих деятелей. И очень неубедительно выглядят утверждения некоторых официальных авторов, заявляющих, что в архивах нет соответствующих документов. Документы, конечно, есть, и найти их можно, а вот желания их публиковать, очевидно, не хватает.
Военной разведке в этом отношении повезло больше, чем политической. Некоторую, хотя и разрозненную, информацию удалось обнаружить в архивах. Поэтому можно представить, сколько тратило в 20-е и 30-е годы это ведомство.
В конце каждого года у начальника Управления начинались финансовые хлопоты. Суммы в устойчивой валюте, а такой в середине 20-х считались английский фунт и американский доллар, на агентурную разведку тратились по тем временам огромные. И по мере расширения агентурной сети, создания новых легальных и нелегальных резидентур они возрастали из года в год. И каждый раз в конце года нужно было доказывать необходимость увеличения сметы, писать рапорты и доклады своему военному начальству.
Убеждать Уншлихта, курировавшего повседневную работу разведки, в необходимости увеличения валютной сметы было нетрудно. Опытный профессионал, участник советско-польской войны и «Октября» в Германии, он хорошо понимал, что без солидных валютных средств рассчитывать на успехи в разведке нечего. Времена «мировой революции» и всеобщей поддержки первого в мире социалистического государства уходили в прошлое. Конечно, были среди нелегальных сотрудников люди, особенно среди коммунистов, работавшие на советскую военную разведку бескорыстно, ничего не получая за свой тяжелый и опасный труд. Но были и такие, и их количество возрастало уже в то время, кто требовал солидную оплату и за сотрудничество, и особенно за те ценнейшие документы, которые попадали к ним в руки.
Берзин хорошо знал историю военной разведки в Германии и России. Знал, что раньше покупали за большие деньги и агентуру, и документы. Никаких иллюзий на этот счет у него не было. И он хорошо понимал, что чем больше денег у разведки, тем лучше результат ее работы. Но вопрос о валюте для Разведупра решался не в руководстве военного ведомства. Уже несколько лет все валютные дотации для разведывательной триады распределяла «инстанция», как тогда называли в неофициальных разговорах в коридорах наркомата Политбюро. А препятствовал слишком большим ассигнованиям Наркомат финансов, доказывая необходимость экономии валютных средств. Вот и приходилось начальнику Управления в конце каждого финансового года вести борьбу с финансистами: требовать, убеждать, доказывать правильность предложенных сумм, писать доклады, рапорты. Все это отнимало много времени и сил, отвлекало от повседневной работы. Но от получаемых ассигнований во многом зависела успешная работа военной разведки в следующем году, и он делал все возможное, чтобы получить как можно больше фунтов и долларов.
В августе 1925 года Политбюро утвердило валютную смету Разведупра на 1926 год в сумме 1 350 000 рублей золотом, или 135 000 английских фунтов. Это был минимум, который удалось отстоять Уншлихту на заседании комиссии Политбюро. Берзин понимал, что эта сумма — все, что страна может дать военной разведке на следующий год. Денег было мало, но приходилось выкручиваться, экономя, где только можно. Политбюро было высшей инстанцией Союза, и его решения были окончательными для всех ведомств.
Но в ноябре 25-го он получил извещение Бюджетного управления Наркомата финансов. Руководителя военной разведки уведомляли о том, что ассигнования на следующий год сокращаются почти на 200 тысяч червонных рублей. Вместо уже утвержденных «компетентной инстанцией», то есть Политбюро, 1 350 000 червонных рублей Наркомфин выделял 1 153 000 червонных рублей. На 25 тысяч была сокращена смета военных атташе. Очевидно, Бюджетное управление, не зная всех тонкостей распределения валютных ресурсов, решило проявить инициативу в экономии бюджетных средств. 17 ноября 1925 года Берзин направил рапорт Уншлихту. Сообщая об инициативе Наркомфина и приводя цифры ассигнований и сокращений, он докладывал своему непосредственному начальнику, что утвержденная «компетентной инстанцией» агентурная смета была минимальной, на которую Разведупр мог согласиться при тех задачах, которые на него были возложены. Обстановка в Европе, и особенно на Дальнем Востоке, обострялась. В Китай отправляли военных советников, советников по разведке, резидентов для создания новых резидентур и отдельных нелегальных агентов, особенно из числа иностранных коммунистов. Оформление документов и отправка в Китай осуществлялась Разведупром. Он же снабжал, их валютой из средств, отпускаемых на агентурную работу. Без пачки фунтов в кармане любому советнику или резиденту делать в Китае было нечего.
Денег не хватало, и Берзин писал в своем рапорте: «Обстановка нас вынуждает обратиться с ходатайством о дополнительном отпуске средств на работу по Дальнему Востоку.
Согласиться на какое-либо сокращение агентсметы Разведупра считаю совершенно невозможным и ходатайствую о самом категорическом протесте против этого перед Компетентной инстанцией». Решение Бюджетного управления было опротестовано, и 4 января 1926 года Берзин в очередном рапорте Уншлихту сообщил, что «агентурная смета Разведупра на 1926 год утверждена в размере 1 350 000 червонных рублей, или 135 000 фунтов стерлингов, и 247 000 рублей по смете НКВМ». Кроме того, по согласованию с Наркомфином на покрытие расходов военных и военно-морских атташе была утверждена смета в размере 166 000 червонных рублей. Всего Разведупр получил 1 763 000 червонных рублей, или 176 300 фунтов стерлингов.
К концу 20-х увеличилась разведывательная сеть, появились новые резидентуры, возросли расходы на приобретение документов. Разведупр уже не укладывался в те суммы, которые он получал в 1926 году. Валютная смета, хотя и медленно, но неуклонно росла, и «инстанция», то есть Политбюро, согласилась с требованием военных. Нарком Ворошилов был членом Политбюро, и ему легче было убеждать своих партийных коллег в необходимости увеличения валютных средств на ведение военной разведки. В необходимости такого увеличения Ворошилова убеждал Уншлихт, а Уншлихта соответственно Берзин. Последний считал, что лишних денег в разведке не бывает — чем больше валюты, тем лучше работа и лучше результаты. В конце 20-х при определении валютных расходов перешли с фунтов на доллары. Американский доллар уже тогда был мировой валютой, и разведки крупнейших стран мира использовали его
