— Фигуры вылетают из рукава фокусника и уже в воздухе оказываются живыми, — заявила Девятка. Это она раньше сказала, что хотела бы придумать мысль, которая была бы такой трудной, чтобы её было бы трудно додумать до конца. Мне показалось, что она тем не менее вполне овладела этим искусством.
И наконец Король бубён сказал:
— Пасьянс — это родовое проклятие.
— Очень интересно! — воскликнул Джокер. — Уже после первой четверти многие важные кирпичики заняли своё место. Вы видите в этом смысл?
Послышались шёпот и тихий разговор, но Джокер продолжал:
— У нас осталось ещё три четверти от круга судьбы. Следующие трефы!
— Судьба — это змея, которая от голода пожирает самоё себя, — сказала Туз Треф.
— Золотая рыбка не выдаст тайну острова, её выдаст коврижка, — продолжил Двойка. Я понял, что он уже давно вынашивал эту фразу и что произнёс её на поле перед тем, как заснуть, только потому, что боялся забыть.
Затем по очереди последовали все остальные трефы, все черви и наконец — пики.
— Внутренняя коробка вмещает наружную, а наружная — внутреннюю, — сказала Туз Червей точно так же, как она сказала это, когда я встретил её в лесу.
— Однажды утром королю и валету удалось вырваться из темницы сознания, — сказал кто-то.
— В нагрудном кармане моряка лежала колода карт, которую он теперь сушит на солнце.
Так один за другим выступили все пятьдесят два карлика. Все произнесли по более или менее бессмысленной фразе. Кто-то произнёс её шёпотом, кто-то смеясь, кто-то продекламировал, кто-то всхлипывая или плача. У меня создалось впечатление — если можно употребить такое слово применительно к чему-то столь отрывочному и сбивчивому, как эти застольные высказывания, — что фразы были лишены всякого смысла и связи. Тем не менее Джокер постарался записать всё в том порядке, как это было произнесено.
В самом конце Король Пик уставился на Джокера пронзительным взглядом и произнёс:
— Тот, кто провидит судьбу, должен её победить.
Он был последним. Помню, заключительная фраза показалась мне самой умной из всех. Джокер, очевидно, решил так же, потому что с такой силой захлопал в ладоши, что его бубенчики загремели, как целый оркестр погремушек. Фроде растерянно покачал головой.
Мы встали со своих стульев и спустились в зал, где карлики бегали между столами.
На мгновение мне, как и раньше, показалось, что этот остров является резервацией для неизлечимых душевнобольных. Может быть, Фроде следил тут за порядком, но внезапно заболел сам. И тогда уже приехавший позже врач ничем не сумел ему помочь.
Всё, что он рассказывал о кораблекрушении и карточной колоде — или о картах, которые вдруг ожили, — могло быть сбивчивым рассказом сошедшего с ума человека. У меня была только одна точка опоры: мою бабушку действительно звали Стине, а отец и мать рассказывали о дедушке, который упал с мачты и повредил руку.
Может быть, Фроде и в самом деле жил на острове уже больше пятидесяти лет. Мне были известны случаи, когда люди очень долго жили где-то после кораблекрушения. И колоду карт он тоже мог иметь при себе. Но трудно было поверить, что эти карлики — воображаемые фигурки Фроде.
Оставалась и ещё одна возможность: все эти чудеса могли происходить в моём собственном сознании. Это я сам неожиданно сошёл с ума. Что, к примеру, за ягоды я ел у озера с золотыми рыбками? Правда, думать об этом было уже поздно…
Звук, напоминавший корабельный колокол, отвлёк меня от этих мыслей. Потом я почувствовал, что кто-то теребит меня за плечо. Это был Джокер. Звон бубенчиков на его клоунском костюме я принял за звон корабельного колокола.
— Как тебе понравился расклад карт? — спросил он, глядя на меня с выражением, говорившим, что он знает больше, чем я. Я промолчал.
— Скажи, — продолжал маленький шут, — по-твоему, возможно, чтобы что-то, о чём человек думает, вдруг ожило вне его головы, в которой и родились его мысли?
— Нет, — ответил я наконец. — Нет, это совершенно невозможно.
— Да, это невозможно, — согласился он. — И всё-таки похоже, что это неоспоримый факт.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказал. Вот мы стоим здесь и смотрим друг на друга. Так сказать, под небесами… живые-преживые. Как можно 'выбраться из темницы сознания'? Какая для этого нужна лестница?
— А может, мы всегда были здесь? — спросил я, пытаясь отделаться от него.
— Конечно. Но вопрос всё равно остаётся без ответа. Кто мы, моряк? Откуда мы взялись?
Мне не понравилось, что он втянул меня в свои философские рассуждения. Но про себя я должен был признаться, что не могу ответить на его вопросы.
— Фокусник достал нас из своего рукава, и мы обнаружили, что мы живые! — воскликнул он. — Это странно, говорит Джокер! А что по этому поводу думает моряк?
Только теперь я обнаружил, что Фроде нет рядом со мной.
— Где Фроде? — спросил я.
— Принято отвечать на заданный вопрос, прежде чем задавать вопросы самому, — сказал Джокер и засмеялся переливчатым смехом.
— Куда подевался Фроде? — снова спросил я.
— Думаю, он дышит свежим воздухом. Он всегда выходит, когда Игра Джокера доходит до этой стадии. Он так боится того, что могут сказать карлики, что нет-нет и его прохватит. Тогда лучше находиться вне дома, говорит Джокер.
Оказавшись в этом праздничном зале среди карликов, я почувствовал страшное одиночество. Большинство карликов уже встали из-за стола. Вокруг меня повсюду кружили эти красочные фигуры, словно дети на каком-нибудь дне рождения. Зачем они пригласили на праздник всё селение, подумал я, в этом не было никакой необходимости.
Снова взглянув на них, я понял, что всё-таки это не обычный день рождения. Это было больше похоже на маскарад, где гостям предложили одеться картами из карточной колоды, а по прибытии их угостили уменьшающим рост напитком, чтобы в зале могли поместиться все гости. Сам же я появился на празднике слишком поздно, чтобы получить этот таинственный аперитив.
— Может, хочешь выпить сверкающего напитка? — спросил Джокер с неприятной улыбкой.
Он протянул мне небольшую фляжку, и я, находясь в каком-то умопомрачении, сделал небольшой глоток. Чуть-чуть напитка вряд ли мне повредит, решил я.
Но, хотя глоток был небольшой, он чуть не свалил меня с ног. Все вкусы, которые я испытал в жизни, и ещё множество других пронеслись сквозь меня, словно сквозь меня прокатилась волна блаженства. Большой палец на ноге почувствовал вкус земляники, прядь волос — персика или банана, в левом локте забурлил вкус грушевого сока, а нос ощутил аромат смеси дивных духов.
Это было так приятно, что я на несколько минут застыл в неподвижности. Когда я потом взглянул на толпу карликов в цветных одеждах, мне показалось, что они — плоды моей собственной
