лазит, но ведь переживает после вчерашнего, жалко, неплохая девка….
Тамара потрясенно открыла рот. Ванька что-то забубнил. Маша хохотнула и зычно распорядилась:
—Кофейку поставь, лады? Минут через пятнадцать выйду, позавтракаем.
Напор воды снова увеличился, Маша весело поинтересовалась:
—Что ты там Ваньке вчера наболтала?
Тамара икнула, у нее не было слов. Бессовестная Машка опять обозвала ее мышью! Да еще при своем рыжем пузатом Ваньке.
Нет, понятно, она, Тамара, далеко не красавица. Косметику к тому же не любит, да и джинсы ей удобнее любой новомодной тряпки, но ведь не мышь серая, а? Лелька уверяет: она — миленькая. Лешка вообще в глаза врет — мол, лучше никого в белом свете нет, а Машка…
Сама она мышь. Крыска белая!
Тамара ловила ртом воздух, но Машу ее негодующее сопение ничуть не смутило. Она заставила Киркорова петь еще громче и возбужденно зашипела в трубку:
—Я вчера от страха чуть коньки не отбросила! Ванька пер в спальню так, что я уже с ролью этой… как ее? М-м-м… Дез-демонна. Ну так вот, примирилась. Думаю — пусть душит, Отелло занюханный.
Маша нервно хихикнула.
—Представляешь, лежу смирненько-смирненько, глазки в потолок таращу, окрашиваю мысленно Ваньку в черные тона, ну, раз Отелло — негр, чем я хуже этой… ну, ты поняла, имя у нее самое дурацкое, кто только придумал…
—Шекспир,— почему-то шепотом подсказала Тамара.
—А мне по фигу! Не перебивай,—рассердилась Епифанцева.
Тамара старательно закивала, будто Машка могла ее видеть.
—Короче, лежу я лежу, и тут — бац! Пол трясется, мое сердце тут же в пятках, это Ванька у кровати на колени бухнулся. Меня к себе подгреб, слезами поливает, тормошит, ахинею какую-то несет, а я все, как ты велела, делаю. Едва дышу, в потолок уставилась, ничего не вижу, не слышу, помираю – и все тут. Ванька меня обцеловывает, кого-то в землю зарыть обещается, стерву какую-то, чую — не меня, что прямо-таки удивительно. Ребра трещат, у Ваньки руки железные, но я держусь, прикинь? Помираю категорически! Ваньку в упор не замечаю, бледность интересную напускаю, картина маслом, жаль, ты не видела!
Маша мечтательно вздохнула. Тамара с любопытством спросила:
—А дальше что?
—Дальше неинтересно,— фыркнула Маша.—Дальше пошла проза жизни, то бишь — ночь любви. Рыжий старался, как никогда, у меня до сих пор мышцы ноют, трактор, не мужик. В доме наверняка ночью стены дрожали, Ванька изо всех сил доказывал — его оклеветали. Я у него — единственная, дошло, нет?
—Я это сразу поняла,— осторожно заметила Тамара.
—Когда?
—Ну, когда глаза его увидела. Там, в подъезде. Когда врала, что ты жить не хочешь.
Маша молчала. По-прежнему шумела вода. Филиппа Киркорова сменила какая-то молодежная группа, Тамара не помнила ее названия. Крыс положил голову на постель и таращился на хозяйку, будто что понимал из ее монолога.
Наконец Машка хрипло поинтересовалась:
—А какими были его глаза?
—Встревоженными. По-настоящему.
—Да-а?
—Клянусь.
Тут Маша почему-то отключилась, и Тамара пожалела, что так и не обозвала ее белой крыской.
***
Сон пропал, как и не было. Настроение стало отличным: все-таки она вчера почти спасла Машке жизнь. И любовь. Потому что эта взбалмошная дурочка по-своему любит Ваньку. Хоть и не отдает себе в этом отчета.
Да и Ванька не так плох. Нет, урод редкостный, понятно, и ног из-под брюха не разглядеть, на диету давно пора, но… ничего. Машку обожает, слепой бы заметил. Жаль, грубоват.
Впрочем, ей-то что? Колоритная парочка, такую еще поискать. Одна на весь Череповец. Больше город не выдержал бы, лежал бы в развалинах.
Где только Лелька с Машкой познакомились? В народе болтают — рыбак рыбака видит издалека, вот жизнь Лельку с Машкой и столкнула.
Тамара гуляла с Крысом, оттягивая возвращение домой. Бультерьер что-то чувствовал, смотрел насупленно. Тамара изо всех сил подлизывалась. Даже пообещала непременно угостить его вечером косточкой, вот как только со свидания вернется, так сразу же.
Крыс к ее словам о свидании отнесся в высшей степени недоверчиво. Даже выть пытался, что Тамара пресекла в зародыше: и без того не по себе.
Время летело, через час нужно выходить к автобусу – или лучше поймать машину? — а дурацкие сомнения переполняли Тамару, гони их не гони. Мало она вчера вечером себя изводила, перед сном?
Тамара прекрасно понимала: все равно помчится в Городище. Иначе потом никогда себе не простит. Будет мучаться — что же ее там ждало?
Оставалась еще проблема, из старых. И почти привычная. Тамаре нечего было надеть. Ну, не считая любимых джинсов и свитера.
Правда, можно сгонять в магазин — Лешкины деньги она еще не все растранжирила,— но что покупать? Деловой костюм? Строгое платье? Что-то из вечернего, парадного? Подобие Машкиного «ансамбля»?
Тамара не представляла!
Тем более, она же не знает, кто именно вызвал ее в Городище. Нет, само собой, она стопроцентно уверена — это Марат Баймуратов. Но ему-то к чему брать в голову, что она на первое же приглашение птицей летит? Пусть считает — Тамара представления не имеет, кто ее пригласил.
Тогда… тогда зачем пришла? Ах да, Лешка! Отличная причина. Она явилась в Городище из-за таинственной фразы — «узнать ВСЕ». Поплачется о павших на Лешкину бедную голову несчастьях, скажет — старый друг, даже — старинный, так лучше. Не могла же она не использовать шанс помочь ему?
Идея Тамаре понравилась. Она бодрила, делая ее почти героиней, не щадящей живота своего ради святого слова «дружба».
Мелькнула подлая мысль — если вляпается в неприятности, будет чем оправдаться перед собой. И… перед Сазоновым.
Почему-то тут же заныла голова. Тамара воровато осмотрелась, будто коварный Лешка мог шпионить за ней из-за ближайшего куста.
С него станется!
Вспомнилось Лешкино разъяренное лицо, белесые от гнева глаза, ремень в руке, и Тамара заторопилась к дому. От греха подальше. Чтобы не струсить и не отказаться от своего плана в последние секунды.
Подумаешь, Лешка!
Об одежде Тамара теперь не беспокоилась. Если официально она мчится на встречу с неизвестным ради спасения Сазонова, то сойдут и ее любимые джинсы со свитером. Правда, ничто не мешает ей накраситься, уложить феном волосы и надеть Лелькин подарок — новенький кожаный плащ. Все говорят — он на ней великолепно сидит.
Тамара подняла голову и досадливо поморщилась: недавно еще синее небо стремительно затягивалось. Тучи нависали низко, рыхлые, влажные, город словно растворялся в них, теряя краски. Неумолимо запахло дождем.
Она почти бегом ворвалась в квартиру, торопливо помыла Крысу лапы и льстиво сообщила псу, что он самый любимый.
Крыс по-прежнему смотрел недоверчиво, но руку благодарно лизнул. Тамара потрепала бультерьера
