расстраивается. Хохочет! В памяти осталось лишь чувство облегчения — не нужно думать о жетонах, они едва помещались на подносе.
Лешка пытается ее увести, а она упирается и тащит смеющегося Марата играть в баккара — замечательная игра! Главное, думать не надо, это не покер. Сдали тебе две карты, если набрала больше очков, чем соседи, все ставки твои.
И Марат Тамаре очень нравится, еще больше, чем баккара. Он не нудит ей в ухо, как противный Лешка, а смеется и все подбрасывает и подбрасывает жетоны. Тамара совершенно запуталась — ее это деньги или нет.
Вот лицо у Лешки до того грозное, голубые глаза льдисто поблескивают, и Тамара с трудом выбирается из-за стола — кажется, действительно поздно. Пора домой.
Уйти ей не удается. Марат предлагает еще более восхитительную игру, чем баккара, со смешным названием «купеческий банчок-с». Марат так и произнес — «банчок-с». Очень вкусно у него получилось.
Тамара очарована, тут даже считать очки не приходится, сдается всего по одной карте. Наверняка купчишки допивались до состояния риз, когда садились за свой «банчок-с».
Впрочем, и она, Тамара, хороша. С большим трудом припомнила, на сколько очков тянет валет, и долго не соглашалась, что он старше шестерки. Ей доказывали — мол, здесь карты рассматриваются лишь по старшинству, очки никто не считает, и Тамара искренне возмутилась — зачем же она трудилась?
А если учесть, что крестовый валет находился как раз у нее, а шестерка у соседа…
Темные глаза Марата кажутся Тамаре похожими на маслины, о чем она со смехом ему и объявляет. И залихватски сбрасывает перед ним все свои жетоны — он ее спонсировал, значит, выигрыш ей не принадлежит.
Вот Марат ей что-то шепчет, наверное, комплименты, Тамара хохочет и отталкивает от себя злющего Лешку — нечего подслушивать!
Вот они с Маратом курят у окна, он опять что-то горячо втолковывает ей, но Тамара понимает плохо — у нее почему-то кружится голова.
Вот на ней пиджак Марата — зачем, когда и без того жарко? Тамара капризно сбрасывает его на пол, и из карманов сыпется всякая мелочь. Марат почему-то сердится, лицо его темнеет, и Тамара пытается помочь ему собрать с пола многочисленные визитки.
Смутно помнится — именно в этот момент у Лешки кончилось терпение, и он почти на руках вынес Тамару из красной комнаты. Вынес, несмотря на ее протесты, смех Марата и откровенную радость только что вернувшейся противной белобрысой девицы. Слишком красивой, на взгляд Тамары.
***
Тамара застонала и с трудом открыла глаза — где она? Голова буквально разламывалась от боли; язык распух, казался наждачно жестким и чужим; во рту ни капли влаги. Как в пустыне.
Нет, почему ей так плохо?!
Тамара обвела взглядом высокий потолок, нашла смутно знакомые золотистые шторы, попыталась сесть и невольно вскрикнула — ее замутило.
Где-то внизу жалобно заскулили, упавшая на подушки Тамара машинально опустила руку и едва не всхлипнула от облегчения, когда приятно влажный, чуть шершавый язык коснулся ее пальцев — Крыс.
Значит, она дома. В собственной спальне. И это ее шторы. Те самые, что подарила мама. И лично повесила, не надеясь на легкомысленную дочь.
Господи, как же она здесь оказалась?!
Мерзко заскрипев, открылась дверь, и вошел мужчина. Вошел беспечно, будто имел полное право тут находиться. В ее доме. Даже в ее спальне!
Тамара узнала Лешку Сазонову, но сил возмутиться не было. Она вообще не могла думать ни о чем, кроме гадостной ломоты во всем теле.
Тамара попыталась заговорить, однако с пересохших губ слетел лишь слабый хрип. Крыс в панике взвыл. Тамара погладила страдальца по голове и отважилась на вторую попытку:
—Что… со мной?
—Слишком много шампанского.
Лешка язвительно улыбнулся, рывком посадил ее и сунул в дрожащую руку стакан с отвратительно оранжевой, резко пахнущей жидкостью. Желудок Тамары протестующе сжался, но безжалостный Лешка заставил выпить несколько глотков. Затем поставил стакан на подоконник, брезгливо осмотрел девушку и протянул:
—Хороша!
Крыс тоненько взвизгнул. Тамара с вызовом проскрипела:
—Да что я такого сделала?
Мрачное выражение на лице Лешки сменилось плохо скрытой насмешкой.
—Ничего особенного. Я имею в виду — для тебя. Почти норма.
—Я… я натворила что-то, пока мы там были, да?
Лешка сурово молчал, и Тамаре стало страшно. Воспаленное воображение услужливо рисовало фигуру подвыпившей женщины в голубом платье, пустившейся во все тяжкие. Например, карабкающейся на сцену, а затем пляшущей вокруг шеста вместе со стриптизерками.
Кстати, где ее платье?! Она что, там его и оставила?
Тамара с большим подозрением ощупала на себе старую вишневую футболку, зло покосилась на Лешку, но сказать ничего не решилась. Уж больно взгляд у Сазонова нехороший. Смотрит так, будто она корову у него украла. Или угнала любимый джип.
Тамара чуть слышно застонала: где она прокололась? Может, разгромила парочку автоматов, помнится, на выходе она застряла у них? Точно, Лешка пытался набросить на нее плащ, а Тамара отбивалась и требовала от автоматов прекратить жульничать и вернуть ее денежки, и непременно с процентами…
Или она расцарапала физиономию той наглой девке в лимонном платье, что приставала к Сазонову? Ну да, терлась о него всеми частями тела, дрянь крашеная, а бюстом норовила чуть ли не в лицо ткнуть. Наверное, боялась, что Лешка обойдет его вниманием.
Последнее воспоминание Тамаре совершенно не понравилось, и она нервно выкрикнула:
—Я играла!
Лешка наблюдал за сменой выражений на знакомом лице и в который раз удивлялся его выразительности. Напряженное размышление сменялось паникой. Паника перерастала в раздражение или иронию. Иронию вытеснила злость. Лешка незаметно улыбнулся.
Неизменным оставалось одно — он наслаждался обществом этой забавной девчонки. Глупо, непонятно, но факт.
—Само собой.
—И проиграла?
—Угадала.
—В рулетку? Или в баккара? А может, у автоматов?
Лешка гулко хохотнул.
—Хочешь сказать — и в то, и в другое, и в третье?
—Проницательная ты моя.
Тамара схватилась за голову и жалобно пискнула — резкое движение отозвалось в ней болью.
Лешка услужливо дополнил:
—Ты забыла про купеческий банчок-с.
—Чего?!
—Банчок-с, дорогая. Купеческий. Игра такая. Последняя возможность для шибко пьяненьких расстаться с деньгами. Кстати, поверь, ты ее не упустила!
Тамара мрачно молчала и прикидывала, сколько же она проиграла. Если учесть, что расплачивался Лешка Сазонов…
Интересно, сколько они проторчали в том милом заведеньице?
—Не так уж долго — часа три, три с половиной.
