рукой бабушке. Уже и не видела ее, перрон давно остался позади, но глупо улыбалась и машинально кивала. Посмотрела на часы — одиннадцать вечера — и с тяжелым вздохом вытащила из сумки детектив, спать совершенно не хотелось.
От книги ее оторвал странный, едва слышный скулеж под дверью. Таня встревоженно приподняла голову и прислушалась: жалобный вой не прекращался. Она отложила книгу и неуверенно встала, не представляя, что делать с потерявшимся малышом, она почему-то не сомневалась — в коридоре щенок. Наверняка глупыш выскользнул из своего купе и заблудился.
«К проводнице, что ли, обратиться? — угрюмо подумала Таня. — Если еще не спит».
Она оглянулась на соседку — не хватало разбудить! — и осторожно приоткрыла дверь.
Однако у порога никого не увидела. Ни щенка, ни котенка. Зато у окна, на откидном стульчике, прямо напротив Таниного купе, сидело непонятно что и, мерно покачиваясь, тоненько скулило.
Таня подбоченилась, рассматривая нежданного соседа, и сердито фыркнула: ну и чучело!
Довольно грязные, грубо обрезанные у тощих щиколоток джинсы. Белые кроссовки на босу ногу. Кожаные, дорогие и явно не по размеру сегодняшнему владельцу.
Плечи клетчатой фланелевой рубахи где-то у локтей, а из широченного ворота жалко тянется вверх тонкая смуглая шея. Светлые кудрявые волосы заплетены в две тугие косички. Таня наконец поняла — девчонка. Сидит к ней спиной и самым позорным образом ревет, по-детски, взахлеб, прикрывая рот обеими руками.
Пожилая соседка звучно всхрапнула, и Таня торопливо закрыла дверь. Несколько минут гипнотизировала плаксу презрительным взглядом — нет чтобы вернуться к книге! — потом решила вмешаться.
Не то чтобы Таня пожалела незнакомую девчонку, она не терпела слабых, а уж слезы — это последняя грань. Позволить их себе, показать всем собственную никчемность…
Ни за что!
Собственный глупый порыв Таня оправдала тем, что жалкое существо в коридоре мешало читать и вряд ли даст спокойно заснуть. Проще выяснить, чего ради это ходячее недоразумение ревет тут. Мало ли…
Если плаксивая девчонка просто голодна, Таня поделится пирожками, бабушка, как всегда, половину сумки ими набила. Если осталась совсем без денег, можно одолжить… гмм… ну, сотню. Хоть и жалко. Не так уж много у Тани карманных денег, спасибо, бабушка кое-что сунула.
Таня никогда не откладывала на потом собственные решения, она вообще человек дела. Всегда. С самого детства.
И никогда, сколько помнит, не считала себя маленькой. Еще в первом классе потребовала, чтоб называли Татьяной. Только так и никак иначе.
Она ненавидела уменьшительные имена.
Никаких Тань, Танюшек, Танечек и Танек!
Добиваясь своего, Таня не церемонилась со сверстниками. Крепкая, как гриб-боровик, она кулаками отстаивала законное полное имя. И отстояла. Даже взрослые звали ее Татьяной, на другое имя упрямая девчонка просто не отзывалась. Лишь себе дала поблажку, себя называла Таней. Вот только никто об этом не знал.
— Ну и чего ревешь? — Таня легонько шлепнула по плечу незнакомку и виновато отпрянула: ее «легонько» мгновенно смело жалкое существо на пол.
Странная девчонка встать и не пыталась. Сжалась в комочек и прикрыла лицо локтем, не прекращая судорожно всхлипывать.
Таня почувствовала себя монстром. В те времена она еще комплексовала по поводу своего немалого роста и не девчоночьей дородности.
Нет, она никогда не была толстой! Просто от природы имела широкий, основательный костяк. И на отсутствие мышечной массы не жаловалась. Все девичьи округлости появились в срок, и уж никак не Танина вина, что большая часть парней едва доставала носом до ее плеча.
Лет в тринадцать — четырнадцать Таня весьма болезненно воспринимала шутки на свой счет. Краснела, сутулилась, садилась на бесконечные диеты, застенчиво размазывалась по последней парте, стараясь не бросаться в глаза.
Зато к восемнадцати поняла: ни один парень этого не стоит. Или ей встретится такой, что восторженно примет все Танины сто восемьдесят шесть сантиметров и семь миллиметров — от макушки до пяток! — плюс девяносто два килограмма с плавающими шестьюстами граммами, или…
Ей и без парней неплохо живется!
Невинность Таня благополучно потеряла на выпускном вечере с Толькой Иванищенко, капитаном школьной баскетбольной команды. Вместе с девичеством рассталась с иллюзиями, навеянными женскими романами, и с последними комплексами.
Ну не понравился ей процесс, и все тут. И сам Толька Иванищенко со своими влажными губами, трясущимися руками и суетливыми движениями мгновенно перестал нравиться.
И с чего она взяла, что влюблена в него?!
Последние два года в школе Таня глаз с Иванищенко не сводила, завидовала любой девчонке, на которую Толька обращал внимание. Из кожи вон лезла, чтоб заметил наконец и ее. Отличницей стала, ежевечерне посещала спортивный зал, три раза в неделю ходила в бассейн, раскрутила себя на утренние пробежки…
Зачем мучилась, спрашивается?!
В тот вечер Таня, стиснув зубы, стерпела все. Потом закрылась в умывальнике и долго приводила себя в порядок. А через сорок минут небрежно сообщила потрясенному Тольке, что они расстаются. Прямо сейчас. После первой близости, что автоматически становилась и последней. Без объяснений.
Вот каприз у нее такой!
Может, она хочет запомнить своего первого парня навсегда?
С того вечера Танина жизнь стала много проще и приятнее. Во-первых, она торжественно спустила в мусоропровод потрепанный блокнот, куда старательно переписывала различные диеты для похудания.
Во-вторых, практически перестала пользоваться косметикой. Разве только в особых случаях, чтобы подчеркнуть торжественность момента.
В-третьих, прекратила рядиться в серенькое и незаметное. Она с детства обожала яркие веселые краски и теперь одевалась как хотела, не слушая ни советов матери, ни отповедей шокированных подруг.
В-четвертых, собственная фигура перестала казаться Тане громоздкой и неуклюжей. Крупная грудь и довольно широкие бедра — при тонкой талии! — из недостатков внезапно превратились в достоинства, и Таня старательно эти достоинства подчеркивала.
В-пятых, она беззастенчиво взгромоздилась на высоченные каблуки. Ну, любила Таня прибиться в автобусе, скажем, к группке невысоких парней и пренебрежительно посматривать на них сверху вниз. Нравилась их растерянность, жалкие попытки выглядеть выше и заинтересованные, потрясенные взгляды.
Статная, полногрудая, яркая, уверенная в себе, Таня теперь воспринимала мужское внимание как должное. И с сочувственной усмешкой вспоминала себя вчерашнюю: вот дурочка! Ведь искренне считала себя дылдой и уродиной…
Таня легонько дотронулась до незнакомки мыском туфли. Девчонка вздрогнула. Вытерла лицо подолом длинной клетчатой рубашки и обернулась.
Таня изумленно крякнула: в жизни не видела таких необычных глаз! Даже в полумраке спящего вагона они показались яркими, искристыми, будто подсвеченными изнутри. Узковатые, припухшие снизу, слегка приподнятые к вискам, опушенные длинными рыжеватыми ресницами. На смуглом лице они выглядели странно и завораживающе.
Таня гулко сглотнула, разглядывая незнакомку. На первый взгляд девчонке можно было дать лет четырнадцать, но Тане почему-то показалось, что они одного возраста.
Она почесала затылок и сочувственно предположила:
