—Наталья сказала — слишком низкое давление. Похоже, приняла что-то типа клофелина.
—Ч-чего?
—Клофелина. Его пьют при повышенном давлении.
—Никогда не слышала.
—Но хоть что-нибудь ты принимала?
Тамара отрицательно качнула головой. Электрон задумчиво протянул:
—И все же… Не нравится мне…
Что ему не нравится, Тамара так и не услышала, заснула. Но и проваливаясь в сон, успела улыбнуться. Ей вдруг вспомнилось, что утром приедет старшая сестра. Приедет, привычно все поставит с ног на голову, и Электрон думать забудет о своих завиральных идеях.
Снилась Тамаре всякая чепуха. Например, выстроившийся под окном Софьи Ильиничны батальон нищих. Стояли они бесконечной цепочкой, и каждый старик держал одной рукой за шиворот грязного тощего мальчонку, а вторую протягивал к окну за подаянием. Тамара послушно подавала страдальцу душистый, испеченный Верой Антоновной пирожок, и бормотала:
—Следующий!
Шеренга нищих смотрелась нескончаемой. Мальчишки все как один поражали худобой и хитрыми, совсем не детскими глазами. Эмалированная голубая кастрюля, услужливо притащенная Динкой из кухни, казалась бездонной. Уворованные пирожки жгли ладони. В голове билась одна-единственная мысль: «Только бы Вера Антоновна не увидела».
Разбудил Тамару чей-то возмущенный вопль:
—Ничего себе — два голубка!
Голос показался знакомым, скажем так — неприятно знакомым, и Тамара задышала ровнее: она явно спала. Машки Епифанцевой, Лелькиной недавней подруги, хулиганки и авантюристки, здесь никак не могло быть, это просто очередной кошмар.
Кстати, тот, первый, со старцами и беспризорниками, безобиднее. Неплохо бы к нему вернуться.
—Не два, четыре, смотри внимательнее.
На этот раз голос удивительно походил на Лелькин, и Тамара обеспокоено сжала кулаки: она ни за что не станет просыпаться!
—Точно,— Машкин голос глумливо задрожал,— твоя сестрица всякий стыд потеряла. Втянула в свои игрища невинного ребенка и еще более невинную зверушку!
«Ребенок — это кто? Динка, что ли?— заторможено подумала Тамара. —А зверушка…»
Где-то рядом заскулил-заворчал Крыс, и Тамара успокоено хмыкнула: «Ну конечно!»
Что-то подспудно беспокоило ее, только Тамара никак не могла понять — что именно. Машкины шаги назойливо пробивались сквозь возведенный ею барьер и просились в реальность. Тамара упрямо противилась. Знакомые до оскомины Машкины сентенции бросали в дрожь.
—Вот я, например, почти интеллигентная девушка — смейся-смейся, я ведь стараюсь! Сама видишь, за всю дорогу ни разу не выразилась, ни разу любимого мужа рыжим тараканом не обозвала, никого к черту не послала, не говоря уже о трех буквах, даже с таксистом говорила как ангел… Да что ты смеешься?!
—Никогда,— откашлявшись, пролепетала Лелька.—Я ценю твою сдержанность, клянусь…
Маша недоверчиво фыркнула и воскликнула:
—Так вот, даже я себе такого не позволяла! Я имею в виду — тащить в одну постель ребенка, собаку и любовника…
Тамара мысленно ахнула. Она наконец поняла, что ее царапнуло — цифра четыре. Ведь их здесь трое! Она, ребенок — Динка, то есть, и невинная зверушка — Крысеныш. Откуда четвертый?!
Совершенно забыв, что ей все снится, а в действительности, оторва Машка никак не может оказаться в ее комнате — она сейчас в Череповце, воюет как всегда со своим муженьком Ванькой, «тараканом рыжим и толстым» — Тамара резко села и двумя руками зажала рот, чтобы не закричать.
Как она не упала в обморок?
Нужно было упасть.
Перед постелью стояла раскрасневшаяся Машка Епифанцева собственной персоной! И ее зеленые глаза светились от возмущения как два электрических фонарика. Лелька тоже находилась здесь. Топталась за Машкиной спиной и с трудом сдерживала улыбку. А рядом…
Тамара застонала: ну и картинка!
Рядом с ней спал Электрон. Справа.
Под его локтем беспомощно распластался бультерьер и виновато сопел, пытаясь поймать взгляд любимой хозяйки.
Самостоятельно выбраться Крыс не мог. Никак. Только разбудив своего благодетеля. На что он не решался. Все-таки Тамара никогда не позволяла псу спать в своей постели, а этот странный двуногий…
Слева разметалась Динка.
Тамара изумленно переводила взгляд с одного лица на другое. Вчерашние события постепенно восстанавливались в памяти. Против ее воли!
Тамара расстроено взлохматила волосы. Ей совершенно не хотелось ломать голову над случившимся. И прикидывать, как связаны меж собой рухнувшая в воду полка с лампой, чугунная мясорубка и чужой стакан чая. И связаны ли вообще.
Может, у нее мания преследования? С легкой руки этого… с именем. Кстати, что он тут делает?!
Тамара покосилась на кресло, слишком близко придвинутое к кровати. На использованные одноразовые шприцы и надколотые ампулы, валявшиеся на столе. На спавшего рядом Электрона.
«Неужели я в самом деле отравилась вчера чаем?! Запросто. Если Вера Антоновна добавляет туда какое-нибудь лекарство. У стариков часто высокое давление, вот она и пьет… как его там… клофелин. Хотя Вера Антоновна тощая, как мумия, у таких чаще пониженное давление, не повышенное… А я дура!»
Затем Тамара осторожно выбралась из кровати, ткнула в злющую Машу пальцем и прошипела, обращаясь к Лельке:
—Это, что ли, твой сюрприз?
Лелька смущенно улыбнулась, но ответить не успела. За нее высказалась Маша. Нехорошо хохотнула и заявила:
—Вот уж нет! Сюрприз, милочка, еще впереди!
—Да-а? И когда же?
Лелька с Машей переглянулись, и у Тамары упало сердце: что там ее ждет, впереди? Она ни капли не сомневалась — фантастическая каверза. Раз уж эта пара так странно переглядывается.
Ну ничего, она скоро смоется в Крым, так что они могут оставить свой сюрприз при себе. Он Тамаре даром не нужен!
—Когда же? — раздраженно повторила она.
—В Крым когда собираешься? — задала встречный вопрос Маша.
—Как можно быстрее, — отрезала Тамара, с большим подозрением всматриваясь в слишком невинное личико старшей сестрицы.
—Вот тогда и узнаешь, — ехидно пообещала Епифанцева. —Прямо на перроне. Перед самым отходом поезда. Кстати, Лелька и билет тебе уже купила. На воскресенье. В купе, скажи спасибо!
Лелька фыркнула и поспешно отвернулась. Тамара побледнела от дурных предчувствий и жалко пролепетала:
—А сейчас нельзя сказать?
—Не-а,— отрицательно помотала головой Машка, и ее пышные белокурые волосы совершили полет из стороны в сторону.
Но Тамара продолжала испуганно смотреть на нее, и Маша абсолютно серьезно заметила:
—Боюсь, груз такого счастья тебе сейчас не по плечам.
—Лучше скажи, что это у тебя в комнате за странный коктейль? — воскликнула Лелька, явно стремясь сменить тему.
—Вовсе не в комнате,— ядовито поправила подругу Маша,— а в постели. И не коктейль — вечно ты все смягчаешь — а разврат. Самый настоящий!
