Продажных женщин больше не было видно, а на майданах по ночам не слышалось веселого гомона. По улицам ходили попарно муллы, высматривая, у кого из женщин покрывало оставляет открытой хотя бы часть лица, кто из мужчин недостаточно поспешно откликается на призыв муэдзина к молитве, не найдется ли где такой глупый трактирщик, который торгует вином. Даже в Яхуддийе, где женщины всегда ограничивались тем, что старательно покрывали платками волосы, многие еврейки стали закрывать и лица тяжелыми покрывалами, как у мусульманок.
Некоторые тайком вздыхали, с грустью вспоминая ночи, проведенные с музыкой и весельем, но были и такие, кто радовался пришедшим переменам. В маристане хаджи Давут Хосейн в ходе утренней молитвы вознес особую хвалу Аллаху.
— Мечеть и царство родились из единой утробы, они и в жизни едины, и никому не удастся их разделить! — воскликнул он.
К дому Ибн Сины по утрам приходило даже больше народу, чем раньше. Они молились вместе с ним, но теперь Князь лекарей после молитвы возвращался в свой дом и не показывался, пока не наступал час следующей молитвы. Он целиком отдался своему горю и воспоминаниям и перестал появляться в маристане, читать лекции и лечить больных. Если кто не желал, чтобы к ним прикасался зимми, то тех осматривал аль-Джузджани, но таких находилось не много и Роб работал без передышки, заботясь и о своих прежних пациентах, и о пациентах Ибн Сины.
Однажды в больницу приковылял тощий старик со зловонным дыханием и грязными босыми ногами. Ноги у этого Касима ибн Сахди походили на журавлиные, с узловатыми коленями, а клок седой бороды был словно изъеден молью. Он не ведал своего возраста, не имел своего дома, ибо почти всю жизнь провел, прислуживая то в одном караване, то в другом.
— Где я только ни бывал, господин!
— И в Европе, откуда я родом?
— Ну, разве что там не бывал. — Он рассказал, что и семьи у него нет, а заботится о нем один Аллах. — Сюда я попал вчера с караваном, что привез шерсть и финики из Кума. По дороге меня скрутила боль, злая, что твой джинн.
— Боль — где?
Касим застонал и схватился за правую сторону живота.
— Извергал ли ты свою пйщу?
— О Аллах, я тем и болен — рвота все время, и ослаб страшно. Но вот я спал, и во сне воззвал ко мне Аллах и сказал: «Есть поблизости человек, который тебя исцелит». И я проснулся и стал расспрашивать всех, есть ли поблизости такое место, где лечат недужных, и меня направили в этот маристан.
Старика провели к тюфяку, вымыли, накормили легкой пищей. Это был первый для Роба пациент с болезнью, поразившей правый бок, которого он мог наблюдать на ранней стадии заболевания. Аллах, возможно, и знал, как исцелить Касима, но Робу это оставалось неведомо.
Снова он просиживал в библиотеке долгие часы. Наконец, любезный Юсуф аль-Джамал, хранитель Дома мудрости, задал вопрос: что ищет он столь упорно и настойчиво?
— Тайну болезни, которая поражает правую сторону живота. Пытаюсь отыскать сообщения древних авторов, которые вскрывали человеческий живот прежде, чем это стало делом запретным.
Почтенный библиотекарь заморгал и вежливо кивнул:
— Я постараюсь помочь тебе. Дай мне время, я посмотрю, что можно отыскать.
Ибн Сина был теперь недоступен, и Роб пошел к аль-Джузджани, который не отличался таким терпением, как Учитель.
— Очень часто люди умирают от этой болезни, — отвечал аль-Джузджани, — однако иные приходят в маристан с жалобами на боль и жжение в низу живота, в его правой стороне, а потом все это проходит и люди возвращаются к себе домой.
— Отчего проходит?
Аль-Джузджани пожал плечами, взглянул на Роба с явным раздражением и не пожелал более тратить время на этот предмет.
У Касима боль тоже прошла через два-три дня, но Роб не захотел отпускать его.
— Куда тебе идти?
Старый погонщик пожал плечами:
— Найду караван, хаким, там мой дом.
— Не всем, кто приходит сюда, удается уйти. Некоторые из них умирают, понимаешь?
— Все люди рано или поздно умирают, — серьезно кивнул головой Касим.
— Обмывать умерших, готовить их к погребению — это значит служить Аллаху. Ты мог бы выполнять такую работу?
— Конечно, хаким. Это и вправду дело, угодное Аллаху, как ты и сказал, — подтвердил старик с торжественным видом. — Аллах привел меня сюда; возможно, ему угодно, чтобы я здесь остался.
По соседству с двумя помещениями, служившими больничным моргом, находилась небольшая кладовая. Роб со стариком вместе прибрали в ней и превратили в жилище Касима ибн Сахди.
— Есть ты будешь здесь, после того как покормят больных, а в банях маристана ты можешь мыться.
— Слушаюсь, хаким.
Роб дал ему циновку и глиняную лампу. Старик развернул свой потертый молитвенный коврик и объявил, что лучшего жилья в жизни своей не видал.
Прошло без малого две недели, прежде чем заваленный работой Роб сумел повидаться в Доме мудрости с Юсуфом аль-Джамалом. В знак благодарности за помощь он принес библиотекарю подарок. У любого торговца можно было купить крупные, толстые фисташки, однако у Юсуфа осталось мало зубов, жевать фисташки ему было трудно, поэтому Роб купил для него плетеную из тростника корзину, полную мягких фиников, выращенных в оазисах пустыни.
Однажды вечером они с Юсуфом сели в Доме мудрости и принялись за финики. Читателей в библиотеке уже не осталось.
— Я углубился в прошлое, — сказал ему Юсуф, — насколько мог. До самой античности. Даже египтян, слава которых как бальзамировщиков тебе известна, учили тому, что вскрывать живот есть зло, ибо обезображивает умершего.
— Но... как же тогда они делали мумии?
— А они были лицемерами. Платили презираемым людям, которые назывались
— Изучали ли они органы, которые извлекали? Оставили ли хоть какие-то письменные следы своих наблюдений?
— Египтяне проводили бальзамирование пять тысяч лет и выпотрошили в общей сложности почти семьсот пятьдесят миллионов человек, умерших от всех мыслимых болезней. Внутренние органы они помещали в сосуды из глины, известняка или же алебастра, а иной раз просто выбрасывали прочь. Но нет ни малейшего намека на то, что они хоть как-то изучали эти органы.
Вот у греков было совсем по-иному, хотя и происходило там же, в долине Нила. — Юсуф взял еще горсть фиников. — За девятьсот лет до рождения Пророка Мухаммеда Александр Македонский ураганом промчался по нашей Персии, подобный прекрасному юному богу войны. Он покорил весь древний мир, а на северо-западном конце дельты Нила, на узкой полоске земли между Средиземным морем и озером Мареотида, основал прекрасный город, которому дал свое собственное имя.
Через десять лет он умер от болотной лихорадки, но город Александрия успел уже стать центром греческой культуры. При разделе .империи Александра Египет вместе с этим новым городом перешел к македонцу Птолемею, одному из наиболее ученых соратников Александра. Птолемей основал в Александрии Мусейон — первый в мире университет — и знаменитую Александрийскую библиотеку. Там процветали все отрасли знания, но самых талантливых учеников со всего света привлекала школа врачевания. Вот тогда, в
