разогретыми лепешками с сыром. Закончив трапезу, Цирюльник довольно рыгнул и дал Робу третий шарик — зеленый.
Они двигались, как муравьи, по огромной равнине. Перед ними открылись Котсуолдские холмы, округлые, невысокие, прекрасные в своем нежном летнем наряде. В долинах уютно укрывались деревеньки, где каменных домов было больше, чем Роб привык видеть в Лондоне. Наступил день святого Свитина[25], а еще через три дня Робу минуло десять лет. Но Цирюльнику он об этом ничего не сказал.
Мальчик рос: костистые запястья уже заметно выступали из рукавов рубахи, которые мама нарочно оставила подлиннее. Цирюльник щедро нагружал его работой. Роб выполнял большую часть хозяйственных дел: в каждом новом селе или деревеньке разгружал и загружал снова повозку, собирал хворост для костра, носил воду. От той вкусной и жирной пищи, которая превратила Цирюльника в настоящего толстяка, Роб становился жилистым и мускулистым. К этой замечательной пище он привык очень скоро.
С Цирюльником они постепенно притирались друг к другу. Если толстяк приводил к их костру женщину, Роба это уже не удивляло. Иногда он слышал страстные вздохи и пытался подсматривать, но чаще отворачивался и засыпал. Если складывались подходящие обстоятельства, Цирюльник иногда проводил ночь в доме женщины, но на рассвете непременно возвращался к повозке: пора было уезжать в поисках нового места.
Постепенно Роб стал понимать, что Цирюльнику хочется приласкать каждую женщину, на которую падает его взгляд, и так же ласково он относится к людям, собирающимся на его представление. Цирюльник-хирург оповещал их, что его Особое Снадобье от Всех Болезней изготовлено по восточному рецепту, а основой является настой молотых сушеных листьев растения, называемого «Виталия»[26], которое произрастает лишь в пустынях далекой Ассирии. Но когда запасы Снадобья подошли к концу, Роб помог Цирюльнику приготовить новую партию и увидел, что Снадобье — это главным образом обычный хмельной напиток.
Не больше пяти-шести раз пришлось расспрашивать встречных, пока они нашли крестьянина, который рад был продать бочонок метеглина. Годилась любая разновидность хмельных напитков, но Цирюльник говорил, что всегда старается найти именно метеглин — разбавленный водой перебродивший мед.
— Его придумали валлийцы, парнишка, и это одна из немногих хороших вещей, которые мы у них переняли. Название происходит от их слов «меддиг», то есть лекарь, и «ллин», что значит «крепкий хмельной напиток». Они привыкли так принимать лекарство, это хороший способ, ибо от метеглина язык деревенеет, а душа согревается.
Виталия же, «трава жизни» из далекой Ассирии, оказалась щепоткой селитры, которую Роб старательно размешал в каждом галлоне метеглина. Селитра придавала крепкому напитку привкус лекарственного зелья, смягченный сладостью перебродившего меда, который служил основой снадобья.
Пузырьки были маленькие.
— Купи бочонок задешево, пузырек же продавай дорого, — повторял Цирюльник. — Наше место — среди простолюдинов и бедняков. Выше нас стоят хирурги, которые урывают себе кусок пожирнее, а иногда бросают нам грязную работенку, с которой им самим мараться неохота, как кидают кусок гнилого мяса дворовому псу! А над
Ты ни разу не задумывался, почему вот этот Цирюльник не подстригает ни бород, ни волос? А потому, что я могу позволить себе выбирать, какой работой заняться. Вот тебе урок, и запомни его хорошенько, ученик: если приготовить целебное снадобье с толком да продавать его, не ленясь, то хирург-цирюльник может заработать не меньше денег, нежели лекарь. И это все, что тебе необходимо обязательно знать, даже если ничего больше у тебя получаться не будет.
Когда они закончили смешивать целебное зелье на продажу, Цирюльник достал небольшой горшочек и в нем приготовил еще немного снадобья. Потом расстегнул штаны. Роб завороженно смотрел, как струйка журчит в горшочке с Особым Снадобьем.
— Это для особых пациентов, — шелковым голосом произнес Цирюльник, выдавливая из себя последние капли. — Послезавтра мы приедем в Оксфорд. Тамошний управитель, по имени сэр Джон Фиттс, дерет с меня три шкуры, иначе грозит выгнать совсем из округи. А через две недели окажемся в Бристоле — там есть хозяин таверны, некий Питер, который всегда во время моих представлений выкрикивает во всю глотку оскорбления. Вот для таких людей я готовлю достойные подарочки.
Когда они оказались в Оксфорде, Роб не стал удаляться для жонглерских упражнений с разноцветными шариками. Он ждал и глядел во все глаза, пока не появился королевский управитель в испачканной атласной куртке, высокий худощавый мужчина со впалыми щеками и не сходящей с губ холодной усмешкой — казалось, его забавляет что-то недоступное пониманию прочих. Роб видел, как Цирюльник вручил ему мзду, а затем, словно поразмыслив хорошенько, без видимой охоты дал флакончик метеглина.
Управитель открыл флакончик и осушил. Роб ждал, что вот сейчас он закашляется, станет плеваться и закричит, чтобы их тут же арестовали. Но благородный Фиттс сделал последний глоток и утер губы:
— Добрая выпивка.
— Спасибо, сэр Джон!
— Дай мне еще несколько таких, домой отнесу.
Цирюльник вздохнул, словно примиряясь с неизбежным.
— Слушаюсь, благородный господин.
Сдобренные мочой пузырьки были помечены царапинами, чтобы не перепутать их с неразбавленным метеглином, и хранились отдельно в уголке фургона; впрочем, сам Роб не отваживался пить медовый настой вообще, из опасения ошибиться. Из-за самого факта существования Снадобья для особых пациентов его тошнило при виде любого метеглина, благодаря чему он, возможно, и не пристрастился к выпивке с юных лет.
Жонглировать тремя шариками оказалось делом чертовски трудным. Роб упражнялся несколько недель — без большого успеха. Поначалу он брал два шарика в правую руку, а один в левую. Цирюльник советовал ему начать с жонглирования двумя шариками одной рукой, ведь этому он уже обучился. Когда казалось, что настал подходящий момент, Роб в том же темпе подбрасывал и третий шарик. Два шарика взлетали вместе, за ними один, опять два, опять один... Одинокий шарик чередовался с двумя сразу, это смотрелось красиво, но на самом деле так не жонглируют. А всякая попытка направить три шарика навстречу друг другу неизменно заканчивалась крахом.
Упражнениям он посвящал каждую свободную минуту. Ему и по ночам снилось, что разноцветные шарики танцуют в воз-1 духе, легкие, как птички. Проснувшись, он пытался подбрасывать их именно так, но очень быстро убеждался, что ничего у него не выходит.
Сноровка пришла к нему, когда они были в Стратфорде. Роб не увидел ничего нового в том, как он подбрасывает и ловит шарики, просто нашел нужный ритм. Казалось, что все три шарика сами выскакивают из его рук и возвращаются так, словно стали частью его самого.
Цирюльник был этим очень доволен.
— Сегодня у меня день рождения, — сказал он. — Ты сделал мне отличный подарок.
Чтобы отпраздновать оба события, они отправились на рынок и купили большой кусок молодой оленины. Цирюльник сварил ее, сдобрил жиром, заправил мятой и щавелем, потом обжарил, добавив пиво, мелкую морковь и сладкие груши.
— А когда у тебя день рождения? — спросил он за едой.
— Через три дня после святого Свитина.
— Так ведь он давно прошел! А ты даже не сказал ничего.
Роб промолчал. Цирюльник посмотрел на него и одобрительно кивнул. Потом отрезал еще мяса и положил в миску Роба.
В тот вечер Цирюльник повел его в стратфордский трактир. Роб пил сладкий сидр, а его хозяин
