В темноте супружеской спальни, где в эти ночи они оба усиленно трудились над тем, чтобы зачать новую жизнь, Роб попытался было поблагодарить жену за амбулаторию. Ему сказали, что Мэри построила ее сразу же, как только вернулась в Килмарнок. Мэри наклонилась к нему;
— А сколько времени ты прожил бы здесь со мной без своей работы, хаким?
В ее словах не было упрека и, произнеся их, она тут же поцеловала мужа.
Роб водил сыновей в лес, в холмы — отыскивал нужные травы и коренья. Они втроем собирали целебные растения и приносили домой, одни потом высушивали, другие надо было истолочь. Роб садился рядом с сыновьями и старательно учил их, показывая по очереди каждый листок и каждый цветок. Подробно рассказывал о травах: какая помогает от головной боли, какая от судорог, какой можно понижать жар, а какой лечить простуду. Были такие, что помогали про кровотечении из носу, а другие — при обморожениях. Были свои травы и для врачевания острого воспаления горла, и при боли в суставах.
Крейг Каллен был мастер вырезать деревянные ложки. Свое умение он употребил и на то, чтобы изготовить деревянные шкатулки с крышками, в которых целебные растения можно было надежно хранить в сухости. Эти шкатулки, как и свои ложки, Крейг украсил резными нимфами, всевозможными сказочными животными и духами. Увидев работу, Роб сделал рисунки некоторых фигур, потребных для шахской игры.
— А вот что-нибудь такое можешь сделать?
— Почему бы не мог? — хитро сощурившись, ответил Крейг.
Тогда Роб нарисовал подробно каждую фигуру и клетчатую доску. Крейг все это вырезал — подсказок понадобилось совсем немного, — и вот Мэри и Роб вновь смогли проводить целые часы за игрой, которой обучил его покойный ныне царь.
Роб твердо вознамерился выучить гаэльский — язык шотландцев. Книг у Мэри не было, но она взялась учить мужа, начав с алфавита, который содержал восемнадцать букв. Теперь Роб хорошо знал, как браться за изучение чужого языка. Он трудился все лето и осень, а к началу зимы мог уже написать короткие фразы на языке шотландцев и пытался говорить на нем, немало забавляя овчаров и собственных сыновей.
Как Роб и предполагал, зима в этих краях была суровой. Перед самым Сретением[215] ударил совсем лютый мороз. Тогда наступил сезон охоты, потому что густой снежный покров сохранял следы и позволял промышлять оленей и птиц, а также выслеживать и убивать рысей и волков, наносивших урон отарам. По вечерам люди собирались у огня в их доме. Крейг частенько вырезал что-нибудь, другие чинили сбрую или делали что-то другое, что можно было успешно сладить в тепле и в хорошей компании. Иногда Острик наигрывал на волынке. В Килмарноке изготавливали знаменитые шерстяные ткани, окрашивая их в разные оттенки вереска — краску получали из собранных по склонам мхов. Пряла каждая женщина самостоятельно, дома, но они собирались все вместе, когда приходило время обрабатывать пряжу глиной, благодаря чему материя становилась тугой и упругой. Мокрую пряжу, вымоченную в мыльной воде, выкладывали на стол и передавали по кругу, а каждая женщина терла и колотила ее. За работой они напевали песни, которые некогда были сложены теми, кто вот так же трудился над пряжей, а Роб думал, как ладно звучат эти напевы в сопровождении волынки Острика.
До ближайшей часовни надо было ехать три часа верхом, и Роб надеялся, что уж встреч с попами ему будет нетрудно избежать. Но в один прекрасный день, когда он встречал свою вторую весну в Килмарноке, там появился невысокий толстенький человек.
— Отец Домналл! Это же отец Домналл! — воскликнула Мэри и поспешила встретить гостя.
Все окружили его, тепло приветствуя. Он же уделял минутку каждому, с улыбкой расспрашивал их, кого-то гладил по руке, кому-то дарил слово ободрения. «Словно добрый эрл среди своих крепостных», — кисло подумал Роб. Подошел гость и к Робу, оглядел его.
— Так-так. Вы — муж Мэри Каллен.
— Да.
— Увлекаетесь рыбалкой?
Роб растерялся:
— Форель ловлю.
— Уж в этом я не сомневался. Завтра утром приглашаю вас поудить лосося, — сказал гость. Роб согласился.
Назавтра, едва небо стало сереть, они прогулялись до берега небольшой, но бурной речки. Домналл прихватил с собой два массивных шеста, явно тяжеловатых для удочек, крепчайшую леску и острые крючки, хитроумно упрятанные в середину красивых приманок в виде длинных стержней, разукрашенных перьями.
— Они похожи на некоторых моих знакомых, — сказал Роб об этих приманках. Домналл кивнул, с интересом поглядывая на Роба.
Священник показал ему, как забрасывать приманку, а потом подводить ее небольшими рывками, напоминающими движения маленькой рыбки. Они повторяли этот прием снова и снова, без малейшего успеха, но Роба это не волновало — его заворожила текучая вода. Теперь уже и солнце встало. Высоко над головой плыл в пустоте орел, а где-то невдалеке послышался крик куропатки.
Крупная рыбина так резко схватила наживку Роба у самой поверхности, что в воздух взметнулся фонтанчик воды. И сразу же добыча пошла вверх по течению.
— Подойди к ней сам, не то она порвет леску или оторвет крючок! — крикнул Домналл.
Роб уже с шумом шлепал по воде, стремясь настичь лосося. Рыба рванулась с такой силой, что Роб едва удержал ее. Он несколько раз падал в ледяную воду, тащился по каменистому дну, барахтался в глубоких омутах и выкарабкивался из них.
Рыба рвалась прочь неустанно и влекла Роба то вверх, то вниз по течению. Домналл выкрикивал советы, но Роб взглянул в ту сторону, откуда послышался громкий плеск, и увидел, что у священника появилось вдоволь своих забот. Он тоже подцепил на крючок рыбу и теперь погрузился в воду, как и Роб.
Роб же изо всех сил старался удержать рыбу на середине течения. Наконец, ему показалось, что он уже справился с лососем, хотя на том конце удилища чувствовалась страшная тяжесть. Вскоре он смог вывести слабо сопротивляющуюся рыбину — такую громадину! — на покрытое галькой мелководье. Когда же он ухватился за стержень приманки, лосось в последний раз конвульсивно дернулся и сорвался с крючка, оставив на нем длинную полосу окровавленной плоти из своей глотки. На какое-то мгновение лосось застыл неподвижно на боку, а потом Роб увидел густое облако крови, вытекающей из жабр, и рыба пропала, канув в глубину вод.
Роб стоял, дрожа от отвращения — ведь поток крови говорил о том, что он убил рыбу, а теперь она пропала даром.
Движимый скорее инстинктом, чем надеждой, он пошел вниз по течению, но не успел сделать и пяти шагов, как увидел в воде серебристый блеск и сразу наклонился. Дважды он терял ее из виду — вода относила рыбу дальше, но потом лосось оказался прямо под ним. Рыба умирала, но искра жизни в ней еще не погасла, а сильное течение прижало ее к большому валуну.
Робу пришлось погрузиться полностью в ледяную воду, от которой немело тело, чтобы ухватить добычу обеими руками и дотащить ее до берега, где он ударом тяжелого камня пресек страдания лосося. Весила добыча по меньшей мере два стоуна[216].
Домналл тем временем вытаскивал на берег рыбину гораздо меньших размеров.
— Твоей рыбины хватит на всех, а? — спросил священник.
Роб согласно кивнул, и Домналл вернул лосося в родную стихию. Он осторожно придерживал рыбину, пока вода оживляла ее. Плавники зашевелились так вяло, будто рыба и не боролась за свою жизнь,
