хочешь.
— Спасибо.
Свадьба состоялась в часовне при больнице. Почти все Ринуччи присутствовали на ней. Женщины стали подружками невесты. Мужчины соперничали за право сопровождать Данте.
Тони был ее посаженым отцом и с гордостью повел невесту к алтарю. Когда Ферн и Данте взялись за руки, проблемы, казалось, отступили. Даже жуткое обещание, которое он навязал ей, не могло испортить этот момент. Она выходит замуж за мужчину, которого любит и который любит ее. Все остальное не важно. Невеста объявила:
— Я, Ферн, беру тебя, Данте, в мужья. Обещаю быть верной тебе в радости и в горе, в болезни и здравии. Обещаю любить и почитать тебя до конца моих дней.
Потом они обменялись кольцами.
Когда церемония близилась к концу, священник взглянул на них, без слов спрашивая, не желают ли они добавить что-нибудь от себя. Данте кивнул, взял руку Ферн и заговорил ясным голосом, чтобы слышали все:
— Я вручаю тебе свою жизнь. В ней нет ни одной частички, которая не принадлежала бы тебе. Делай с ней все, что пожелаешь.
Ферн потребовалось несколько секунд, чтобы побороть навернувшиеся на глаза слезы, потом она произнесла:
— Все, что во мне есть, принадлежит тебе. И будет принадлежать. Сейчас и всегда — что бы ни принесла жизнь.
Она произнесла последние слова с особым значением, надеясь, что Данте поймет.
А потом все закончилось. Вместо свадебного банкета семья проводила Данте в палату. Там стояла бутылка шампанского, но скоро смех и поздравления стихли.
Родственники попрощались с Данте, понимая, что этот раз может быть последним. Хоуп и Тони сердечно обняли его, затем оставили их одних.
— Вам надо хорошо отдохнуть, — посоветовала медсестра. — Поэтому ложитесь и выпейте лекарство. — Она протянула стакан. — Это поможет вам уснуть.
— Я хочу остаться с мужем, — сказала Ферн.
— Конечно.
Она помогла ему раздеться.
— Я рад, что ты осталась со мной, — начал Данте. — Мне надо сказать тебе кое-что еще. Я прошу у тебя прощения.
— За что?
— За мой эгоизм. Все-таки я не должен был настолько сближаться с тобой.
— Предполагалось, что между нами не будет ничего серьезного, — напомнила Ферн.
— Но это оказалось не в нашей власти. Я влюбился в тебя о самого начала, но не признавался себе в этом. И вот привел к краю пропасти.
— Неправда, — прервала она его. — Ты — лучшее, что было в моей жизни и всегда будет, что бы ни случилось. Ты понимаешь? Что бы ни случилось.
— Но скажи, что прощаешь меня, — взмолился Данте. Голос его был уже сонным.
— Я прощаю тебя, если хочешь, но прощать нечего.
Он улыбнулся. Секунду спустя глаза его закрылись. Ферн опустила голову на подушку рядом с ним и не сводила с него взгляда, пока ее глаза тоже не закрылись.
Это была их брачная ночь.
Утром пришли санитары, чтобы доставить пациента в операционную.
— Один момент, — в отчаянии попросил Данте. Когда Ферн склонилась над ним, он коснулся ее лица.
— Если это последний раз… — прошептал он.
Ее словно током ударило. Это ведь и в самом деле может оказаться последний раз, когда она прикасается к нему, смотрит ему в глаза.
— Это не последний раз, — твердо произнесла женщина. — Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
Вдруг Данте протянул руку, словно пытался что-то найти.
— Что такое?
— Твой фотоаппарат, — сказал он. — Toт, который всегда с тобой.
Ферн поняла, что он хочет. Она установила фотоаппарат на некотором расстоянии и выбрала программу снимка с задержкой. Зачем заключила Данте в объятия, глядя ему и лицо.
Его глаза смотрели на нее с удивительным умиротворением.
— Да, — прошептал он. — Мы всегда будем вместе. Моя любовь останется с тобой навсегда, верно?
Она не могла говорить, только кивнула.
А потом его увезли.
— А если он умрет? — обратилась она к Хоуп. — Умрет во время операции, на которую согласился только потому, что я заставила его? Если он умрет, значит, я убила его.
— А если операция пройдет успешно, ты спасешь ему жизнь и здоровье, — возразила та.
Как медленно тянется время! Много раз Ферн брала камеру и вглядывалась в последний снимок.
Что она наделала?!
— Я отправила его на смерть, — в ужасе проговорила она, побелев как мел.
— Нет, — убеждала ее Хоуп. — Данте действительно играл с судьбой. Ты же дала ему шанс. Ты — инструмент судьбы. Остальное не в твоей власти.
Наконец Данте вывезли из операционной с перебинтованной головой. Он был бледен как привидение, и совершенно не похож на себя. Но он был жив.
— Все прошло хорошо, — сообщил врач. — Он сильный, и осложнений не возникло, поэтому нам легко удалось укрепить стенку слабой артерии. Говорить об успехе еще слишком рано, но, полагаю, он будет жить.
— А… другое? — заикаясь, пробормотала Ферн.
— Нам придется понаблюдать. Жаль, что он откладывал лечение так долго, но я настроен оптимистично.
Эта оговорка преследовала Ферн, пока она сидела у кровати Данте, ожидая, когда он придет в себя. От недосыпания и переживаний она просто с ног валилась, но была не в состоянии уснуть.
Час проходил за часом. Данте лежал пугающе неподвижно, подсоединенный к множеству аппаратов. Даже дышать самостоятельно он не мог.
Возможно, это навсегда. Возможно, она приговорила его к этому. Он просил у нее прощения, но сейчас, в эти бесконечные ночные часы, Ферн просила прощения у него.
— Я отняла у тебя все, — прошептала она. — Ты пытался предупредить меня. Прости. Прости.
Данте лежал, неподвижный и безмолвный. Тишину в палате нарушал лишь звук аппарата, помогающего ему дышать.
Наступило утро. Пришел врач, чтобы отсоединить аппарат искусственного дыхания.
— Давайте посмотрим, как он справится без него.
Последовала пауза, затем Данте поперхнулся и сделал глубокий вдох.
— Отлично, — заявил доктор. — Дыхание нормальное.
— А когда он придет в себя? — спросила Ферн.
— Ему нужно еще немного времени.
Врач ушел, а она снова села возле кровати, взяла руку Данте в свои ладони.
— Отличное начало, — сказала она мужу. Слышит ли он ее? — Все будет хорошо. Ты придешь в себя и станешь точно таким же, как прежде, — коварным, хитрым, плутоватым манипулятором, которого любая разумная женщина должна избегать. Но я никогда не была разумной, если дело касалось тебя. Не оставляй
