– Это да…
– Скоро должен подъехать на своей лошадке Борух Зюзин. Я только что встретил Гдалью, он тоже обещал подъехать… Надо сейчас же снять продукты с чердака и погрузить их на подводы. Только побыстрее, без задержки…
– Все сделаем, не беспокойся, на это много времени не надо, – ответил Рахмиэл, продолжая постукивать молотком. – Было бы только что погружать…
Давид прошел в уголок сарайчика, порылся там среди хлама и вытащил оттуда завернутую в тряпку книжечку, которую спрятал сразу же по приезде сюда.
– На вот эту книжечку, прочитай и спрячь в надежном месте. Дай еще кому-нибудь из наших почитать.
– Мне бы что-нибудь про машины, – отозвался Рахмиэл.
– Я тебе пришлю книжки и о машинах. А в этой книжечке рассказывается о том, о чем мы вчера ночью у костра говорили… Только помни: никому не показывай ее, кроме наших…
– Хорошо, – обещал Рахмиэл.
Они еще немного потолковали, затем, спрятав книжечку, отправились в хату, где Фрейда с Бером готовили продукты к отправке в город.
В первые дни пахоты Танхум еще изредка ночевал дома, а когда переехал подальше, то и вовсе перестал показываться в Садаеве, чтобы не гонять лошадей попусту.
Оставшись одна-одинешенька, Нехама целый день хлопотала по хозяйству и приводила в порядок двор. Работы хватало: всюду было захламлено, палисадник разгорожен, хата не мазана. Нехама решила управиться с делами до появления Танхума и работала не покладая рук. Она замешала глину с перепревшей соломой и кизяком, обмазала хату снаружи, убрала граблями прелую солому, оставшуюся еще от прежнего хозяина, почистила и подмела двор, засыпала землей все ямочки и впадинки, чтобы после дождя не стояли лужи.
Когда наступал вечер, Нехама выходила за ворота и глядела, не едет ли муж. Впервые в жизни она почувствовала тоску одиночества. В доме отца она весь день проводила в хлопотах, работала много и никогда ни о ком не тосковала. Теперь же по вечерам ее неодолимо влекло в степь, к Танхуму. По вечерам, когда поблизости громыхала подвода, в ее глазах загорался огонек – авось едет муж. Но стоило подводе пронестись мимо, огонек тускнел и глаза снова становились грустными.
Нередко Нехама выходила встречать Танхума в степь. От осенней степи веяло тихой грустью. Опустошенная, она как бы тосковала о раздолье волнистых хлебов, о золотистых далях, о пении птиц и шумных теплых ветрах.
Глядя издали на Нехаму, колонисты говорили?
– Смотрите-ка, какая красотка! Здоровая, как те кобылицы, которых дали ей в приданое… Все бегает встречать своего муженька, – соскучилась, видать.
Нехаме хотелось как можно скорее показать мужу, какой порядок она навела во дворе и в хате. Обмазав и побелив хату снаружи, она хотела внизу обвести ее каймой. Но без Танхума она не решалась это сделать. Надо было с ним посоветоваться, чем обвести: сажей или синькой?
Первые вечера, когда Танхум еще приезжал из степи на ночевку домой, она с радостью показывала ему все, что успела сделать без него. Он самодовольно улыбался и хвалил жену за ее умелые руки:
– Хорошо, Нехама, очень хорошо! Пусть люди видят, какую хозяюшку я привел… Мастерицу на все руки!
Он ласково обнимал ее, а она все рассказывала и рассказывала, как думает убрать и навести уют в хате.
– Вот там, в углу, я поставлю столик, у стены возле столика у меня будет стоять кушетка, которую покрою чехлом. Окна занавешу белыми занавесками. По обе стороны окна будут висеть фотографии моей покойной матери, отца. Ты тоже найди фотографии, а может, найдешь и красивые картины… А когда поедешь на ярмарку, не забудь купить дорожки для полов и рогожки, чтобы ноги вытирать. Ведь жалко каждый раз стелить солому, да и разносишь ее по дому… Не забудь еще купить большой помазок для побелки стен и маленький, чтобы окантовывать внизу у пола и припечья.
– Ладно, ладно, куплю, все.куплю, Нехама. У нас в доме будет не хуже, чем у других хозяев, – отвечал Танхум, валясь с ног от усталости.
Но Нехама, сидя у постели полусонного мужа, продолжала щебетать и расписывать, как все в доме будет выглядеть.
– Из кухни надо будет вынести шкафчик. Стол поставим посреди комнаты… Когда поедешь на ярмарку, не забудь, пожалуйста, купить синьки. Красные и черные вышивальные нитки, если попадутся, тоже купи. Хочу вышить пару полотенец и салфеток.
– Хорошо, хорошо, все куплю, Нехама… – сквозь сон бормотал Танхум.
Вскоре пахоту закончили, и колонисты с плугами и боронами возвращались домой. Нехама вышла в степь и около толоки, неподалеку от Садаева, встретила мужа. Лицо его, густо заросшее щетиной, почернело от пота и грязи.
При виде жены голубые глаза молодого хозяина засверкали. Остановив лошадей, он велел Нехаме сесть на подводу.
– Ты куда это направилась? – спросил он.
Нехама зарделась, застенчиво опустила большие черные глаза.
– Почему последние дни не приезжал? – спросила она.
– А что? Что-нибудь приключилось дома? – ответил Танхум вопросом на вопрос.
– Ничего… Просто я начала беспокоиться… Навела порядок во дворе, а теперь хочу взяться за уборку в доме, скоро ведь праздники. Может, отец мой заглянет к нам посмотреть, как мы живем…
Нехама минуту помолчала, потом добавила:
– А вот позавчера наша рыжая курица задала мне много хлопот. Она, проклятая, потеряла где-то яйцо… Повадилась по чужим дворам бродить и там снеслась. Еле нашла…
– За курами нужен глаз да глаз, – сказал Танхум, довольный усердием и хозяйской расторопностью жены.
Не спеша Танхум подъехал к околице и повернул к себе во двор. Он быстро распряг лошадей, завел их в конюшню и поспешил в хату.
Нехама еще раз показала мужу, что успела сделать, поднесла ему миску с теплой водой, и он начал умываться. Затем велел ей подать ему новый костюм и сатиновую рубашку.
Нехама удивленно посмотрела на Танхума и спросила:
– Что за праздник ни с того ни с сего? Время спать ложиться, а ты наряжаться вздумал.
– Надо сходить к шульцу. Ведь люди считают меня хозяином, и ходить в старой одежде мне не пристало.
Жена ему подала новый костюм, рубашку и сапоги, которые он справил себе к свадьбе. Переодевшись, Танхум поспешил к шульцу.
Весть о том, что шульц собирается продать с торгов землю отца, не давала покоя Танхуму. Он решил во что бы то ни стало переговорить с шульцем, желая добиться от него согласия переписать землю отца на его, Танхума, имя. Ну, а все подати и недоимки он, конечно, возьмет на себя. Танхум опасался, как бы Юдель Пейтрах не опередил его.
Отойдя немного от своего дома, Танхум в раздумье остановился. Как быть: потолковать ли раньше с отцом и братьями или сразу пойти к шульцу? Но тут он издали заметил шульца. Тот шагал рядом с Юделем Пейтрахом и оживленно о чем-то с ним разговаривал. Танхум проследил, куда они направились, заметил, где свернули, и, быстро обойдя их стороной, очутился далеко впереди них. Когда шульц с Юделем подошли поближе, староста заметил Танхума. С чувством собственного достоинства молодой хозяин подошел к шульцу и Юделю и, как равный с равными, поздоровался с ними. Шульц с изумлением посмотрел на бывшего сотского, пожал ему руку и уважительно, словно перед ним стоял не прежний бедняк, заговорил:
– Ты, слыхать, в зажиточные хозяева метишь? Говорят, хорошую пару лошадей в приданое получил…
