горы и отгороженным невысоким забором из сваленных камней.

Там среди рядов широколистного кустарника ходила рыжеволосая девушка и укрепляла лозу. На вид ей было лет 14, она была стройная и смуглокожая, и легкое голубое платье подчеркивало изящность ее фигуры. Соломон залюбовался ею, притаившись за каменным забором.

Поднимись ветер с севераи пронесись с юга,повей на сад мой — и польются ароматы его…

И словно по заказу, порыв ветра пронесся по винограднику, зашумел широкими листьями, подхватил полы платья и обнажил стройные длинные ноги, и круглый, как чаша, девичий живот, и четкую линию, разделявшую ноги снизу доверху и расходящуюся там надвое, к выпуклым бедрам…

Царь весело рассмеялся, обнаружив себя.

Девушка вскрикнула, обхватила края платья, пытаясь сдержать их, но ветер не унимался, и тогда она села на землю и, смущаясь, закрыла лицо руками.

Соломон легко перепрыгнул изгородь, подошел к девушке, улыбаясь, тронул ее за руку:

– Что ж ты испугалась, глупенькая? Звала ветер, и он повеял на сад твой…

– Это – песня, – тихо сказала девушка. – Я не звала. Это – песня.

– Спой же ее до конца, – сказал Соломон. – Каков там следующий куплет?

– Не помню…

– Хитришь! – засмеялся царь. – «Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его…»

Он помог ей подняться, отвел руки от ее лица, и теперь она впервые посмотрела ему в глаза:

– Кто ты?

– А ты?

– Я первая спросила…

– Я первым тебя увидел… И первым подумал о тебе.

– Что подумал?

– Я подумал: вот девушка, которая мне очень нравится… Ибо она прекрасна…

И глаза ее голубиные… И волосы ее, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской… И зубы, как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни… И как лента алая, губы ее и уста любезны…

Он привлек ее и нежно поцеловал. Она не отстранилась, но смотрела чуть испуганно:

– Ты всем девушкам говоришь такие слова?

– Всем, – признался Соломон. – Но подумал так впервые. А слова, соединенные с мыслью, суть истина. Скажи и ты, что думаешь обо мне…

– Я думаю, ты не из бедных селян, раз пришел оттуда, из царского сада. На тебе простая одежда, но пряжка из золота и стоит дороже, чем весь виноград, который мы с братьями соберем с этих кустов…

– Ты наблюдательна, красавица, – похвалил Соломон. – Но ты не сказала главного – нравлюсь ли я тебе?

– Не знаю… Наверное… Боюсь подумать…

– Боишься? Почему?

– А вдруг ты из свиты Адонирама, сборщика податей? И тогда меня накажут за то, что не работаю, а болтаю с тобой.

– Я не из свиты Адонирама, – сказал Соломон. – Я из свиты царя. Я его телохранитель. С детства я был похож на него, и нарекли меня так же – Соломон. Я – его тень, куда он, туда и я. Но сегодня ночью мы расстанемся: царь останется во дворце, а я приду к тебе, если, конечно, ты позволишь…

Он привлек ее к груди и страстно зашептал на ухо:

– Теплота твоей одежды благоухает лучше, чем мирра… И когда ты дышишь, я слышу запах от ноздрей твоих, как от яблоков… Сестра моя, возлюбленная моя, ты пленила сердце мне… Как зовут тебя?

– Суламита… – прошептала девушка, слабея от ласк царя.

– Как прекрасно имя твое… «Соломон – Суламита…» Имена похожи и перетекают друг в друга, как вино из кувшина в бокал. Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста, мед и молоко под языком твоим… О, иди скорей ко мне, ибо изнемогаю от желания…

– Нет… Возлюбленный мой… не сейчас… Братья мои стерегут виноградник мой…

– Тогда скажи, где дом твой?.. Я приду сегодня ночью…

– Заклинаю тебя, любимый… Заклинаю сернами и полевыми цветами, не тревожь возлюбленную, пока она не позволит… Ибо братья мои стерегут дом мой и страшны они во гневе…

С шумом раздвинулись кусты. Суламита в испуге отпрянула от царя.

На дорожке появились двое мальчиков: старшему было лет десять, младшему – лет пять. Старший держал в руках палку, младший – камень. Лица их были суровы…

– Братья… – начала что-то объяснять Суламита, но старший прервал ее:

– Отойди, сестра!

А младший добавил:

– Отойди, Суламита, когда говорят мужчины!

Суламита отошла, а братья двинулись к царю…

С трудом сдерживая улыбку, Соломон сказал:

– Двое против одного! Не очень честный бой…

– Можем биться по одному, – сказал старший. – Но знай, это будет семь поединков… Нас – семеро братьев, и честь сестры священна для каждого…

– Тогда я хочу поговорить с самым старшим… Где вы живете?

– Забудь дорогу в наш дом! – сказал младший.

– Прежде чем забыть, надо запомнить… Итак, где дом ваш, ревнители чести?

– Там, за рекой… Через мост, что выше Силоама… У источника…

– Забыл, – сказал царь. – А пока – объявляю перемирие…

Он отстегнул золотую пряжку и протянул старшему:

– Передай это своему отцу, мальчик…

– Наш отец умер.

– Тогда отдай старшему в доме… Он поймет цену этой вещицы…

– Старший – я! – сказал старший. – И цену этой вещицы я знаю… – Он размахнулся и зашвырнул золотую пряжку за каменный забор. – А теперь беги, пока мы тебя не поколотили…

Царь секунду смотрел на гневные лица мальчишек, потом издал громкий крик и побежал через кусты виноградника.

Мальчишки со свистом и гиканьем кинулись за ним…

Суламита со счастливой улыбкой смотрела ему вслед и шептала слова, которые потом будут венчать одну из самых лучших песен в мире:

«Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических».

Дворец царя Соломона. Трапезная. Утро

Утреннюю трапезу царя разделяли с ним его многочисленные сыновья, рожденные в его громком разноплеменном гареме.

Десятка два юношей разных возрастов – бледнолицых, темнокожих, рыжих, черноволосых – сидели за длинным мраморным столом по обе стороны от царя. Чуть поодаль, за отдельными столиками, приготовились писари со свитками папируса, ибо завтрак, по установленным царем правилам, посвящался не только приему пищи, но беседе с детьми и поучениям, которые потом становились притчами, нужными всем людям.

Из женщин к завтраку допускалась лишь мать Соломона, но к пище не прикасалась, и глаза ее были полузакрыты…

– Ну, вот… сыновья мои драгоценные… – произнес Соломон, и сразу за столом воцарилась тишина, а писари склонились над свитками. – Послушайте наставление отца и внимайте, чтобы научиться разуму, ибо и я был сын у отца моего, нежно любимый и единственный у матери моей…

Соломон чуть склонил голову в сторону Вирсавии, и юноши повторили его жест, оказав бабушке почтение.

– …И отец говорил мне: да удержит сердце твое слова мои, храни заповеди мои и живи. Приобретай

Вы читаете Избранное
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату