Томас снова прильнул к подзорной трубе:
– Внимание!.. Пли!
Мюнхгаузен нажал на курок.
Рамкопф услышал выстрел. Огляделся вокруг. Потом взглянул на небо. Утки скрылись за кронами деревьев.
Мюнхгаузен стремительно отбросил ружье, схватил со стола большое блюдо, засунул его в камин и стал ждать.
Пастор незаметно для других осенил себя крестным знамением.
Марта бросила тревожный взгляд на Томаса.
Но в дымоходе послышался шум, и через мгновение на блюдо упала жареная утка.
– Попал! – гордо произнес Мюнхгаузен, предоставив возможность всем убедиться в его удачном выстреле. – Она хорошо поджарилась!
– Она, кажется, и соусом по дороге облилась, – ехидно заметил пастор.
– Да? – удивился Мюнхгаузен. – Как это мило с ее стороны!.. Итак, прошу за стол!
– Нет, у меня что-то пропал аппетит, – быстро проговорил пастор. – К тому же я спешу… Прошу вас, еще раз изложите мне суть вашей просьбы.
– Просьба проста. – Мюнхгаузен сделал знак музыкантам, и снова возникла наивно-шутливая тема, которая придала ему силы. – Я хочу обвенчаться с женщиной, которую люблю. С моей милой Мартой. С самой красивой, самой чуткой, самой доверчивой… Господи, зачем я объясняю – вы же ее видите!
Пастор сделал над собой усилие и постарался оставаться спокойным:
– Но все-таки почему отказывается венчать ваш местный пастор?
– Он говорит, что я уже женат.
– Женаты?
– Именно! И вот из-за этой ерунды он не хочет соединить нас с Мартой!.. Каково?! Свинство, не правда ли?
Марта, взглянув на пастора, испуганно вмешалась:
– Подожди, Карл! – Она быстро приблизилась к пастору. – Дело в том, что у барона была жена, но она ушла!
– Она сбежала от меня два года назад! – подтвердил Мюнхгаузн.
– По правде сказать, я бы тоже это сделал, – сказал пастор.
– Поэтому я и женюсь не на вас, а на Марте, – заметил Мюнхгаузен.
Пастор поклонился:
– К сожалению, барон, я вам ничем не смогу помочь!
– Почему?
– При живой жене вы не можете жениться вторично.
– Вы говорите «при живой»? – задумался Мюнхгаузен.
– При живой, – подтвердил пастор.
– Вы предлагаете ее убить?!
– Упаси бог! – испугался пастор. – Сударыня, вы более благоразумный человек. Объясните барону, что его просьба невыполнима.
– Нам казалось, что есть какой-то выход… – Марта с трудом сдерживала слезы. – Карл уже подал прошение герцогу о разводе. Но герцог не подпишет его, пока не получит на это согласие церкви.
– Церковь противится разводам! – невозмутимо отчеканил пастор.
– Вы же разрешаете разводиться королям! – крикнул Мюнхгаузен.
– В виде исключения. В особых случаях… Когда это нужно, скажем, для продолжения рода…
– Для продолжения рода нужно совсем другое!
– Разрешите мне откланяться! – Пастор решительно двинулся к выходу.
Мюнхгаузен посмотрел на Марту, увидел ее молящий взгляд, бросился вслед за пастором.
– Вы же видите – из-за этих дурацких условностей страдают два хороших человека, – говорил он быстро, шагая рядом. – Церковь должна благословлять любовь.
– Законную!
– Всякая любовь законна, если это любовь!
– Позвольте с этим не согласиться!
Они уже вышли из дома и стояли возле брички.
– Что же вы мне посоветуете? – спросил Мюнхгаузен.
– Что ж тут советовать?.. Живите как жили. Но по людским и церковным законам вашей женой будет по-прежнему считаться та женщина, которая вам уже не жена.
– Бред! – искренне возмутился Мюнхгаузен. – Вы, служитель церкви, предлагаете мне жить во лжи?
– Странно, что вас это пугает. – Пастор вскарабкался в бричку. – По-моему, ложь – ваша стихия!
– Я всегда говорю только правду! – Мюнхгаузен невозмутимо уселся рядом с пастором. Лошадь помчала рысью.
– Хватит валять дурака! Вы погрязли во вранье, вы купаетесь в нем, как в луже… – Пастора мучила одышка, и он яростно погонял лошадь. – Это грех!
– Вы думаете?
– Я читал вашу книжку!
– И что же?
– Что за чушь вы там насочиняли!
– Я читал вашу – она не лучше.
– Какую?
– Библию.
– О боже! – Пастор натянул вожжи. Бричка встала как вкопанная.
– Там, знаете, тоже много сомнительных вещей… Сотворение Евы из ребра… Или возьмем всю историю с Ноевым ковчегом.
– Не сметь! – заорал пастор и спрыгнул на землю. – Эти чудеса сотворил Бог!
– А чем же я-то хуже? – Мюнхгаузен выпрыгнул из брички и уже стоял рядом с пастором. – Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию!
– Не всех! – Пастор стукнул кулаком по бричке.
– Вижу! – Барон тоже стукнул кулаком по бричке. – Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника!
То ли от этих слов, то ли от стука лошади заржали и рванулись вперед с пустой бричкой. Пастор побежал за ними.
– Вы… Вы… чудовище! – кричал пастор, на бегу оглядываясь. – Проклинаю вас! И ничему не верю! Слышите? Ничему! Все – ложь! И ваши книги, и ваши утки – все обман! Ничего этого не было!
Мюнхгаузен грустно улыбнулся и пошел в обратную сторону.
Из дверей дома вышли обеспокоенные музыканты. Мюнхгаузен сделал им знак рукой, и возникла музыка. Марта стояла в открытом окне второго этажа. Лицо ее было печально, по щекам текли слезы.
Дирижируя оркестром, Мюнхгаузен попытался ее успокоить:
– Это глупо. Дарить слезы каждому пастору слишком расточительно.
– Это уже четвертый, Карл…
– Плевать! Позовем пятого, шестого, десятого… двадцатого…
– Двадцатый придет как раз на мои похороны, – улыбнулась Марта сквозь слезы.
– Перестань! – поморщился Мюнхгаузен. – Стоит ли портить такой вечер. Смотри, какая луна! И я иду к тебе, дорогая!
Рамкопф прижался к стволу дерева и осторожно выглянул оттуда.
Марта на мгновение исчезла, а затем выбросила из окна веревочную лестницу. Лестница упала к ногам Мюнхгаузена. И он ловко полез вверх под соответствующее музыкальное сопровождение.
Потом они уселись на подоконнике, свесив ноги, и Марта сказала:
