Фоббс глубоко затянулся и выпустил в лицо Син-сина густое облако сигарного дыма:
— Хотите получить разрешение на прямую трансляцию митинга с Площади Воркующих Голубей?
— Милый Фоббс, ваша прозорливость безгранична! — воскликнул режиссер и, разгоняя рукой облако, добавил: — Впрочем, и вежливость тоже.
— Не люблю, когда посетители садятся на стол.
— Надо было предложить мне стул! — мгновенно парировал Син-син, но тут же спохватился: — Только чур, не электрический!
Фоббс продолжал смотреть на гостя с откровенной враждебностью:
— Думаете поживиться, как на Россе и Зотосе?
Син-син весело сверкнул зубами:
— Думаем, коллега! Хорреско референс, как сказал бы латинянин, что, как вам известно, означает — содрогаюсь, говоря вам это!
Он вынул из кармана оранжевую листовку и показал Фоббсу, но в руки не дал:
— Нам тоже подбросили, между прочим, на полчаса раньше, чем вам. Из чего я заключаю, что Цезарь жаждет увидеть свои деяния, вернее, злодеяния запечатленными в немеркнущих образах искусства. И Цезарь прав, коллега, ибо, как сказал бы его древний соплеменникаре лонга, вита бревис, что означает: жизнь коротка, искусство…
— Знаю, что это означает! — оборвал его Фоббс. — Такое искусство, как ваше, сокращает и без того короткую жизнь! После ваших сериалов хочется взять веревку, мыло…
— Парфюмерной фирмы «Рекс», — вставил Син-син.
Реплика режиссера почему-то разозлила Фоббса, и он рявкнул:
— И хорошенько намылить шею автору!
Автор сериалов расхохотался:
— А веревку зачем?
Фоббсу надоела словесная пикировка, он демонстративно взглянул на часы:
— Короче, «Камера обскура» хочет закупить все права на прямую трансляцию с площади?
— Вы снова угадали, коллега, — осклабился режиссер. — Если ничего особенного не произойдет, этот митинг здорово ударит нам по карману, ну, а если что — раскошеливаться придется остальным. Как видите, милый Фоббс, мы здорово рискуем — аут Цезарь аут нихил, как сказал бы…
— Весьма рискуете, Син-син! — пророкотал Фоббс. Он поднялся с кресла и, наклонившись к режиссеру, выдохнул ему в лицо вместе с очередной порцией сигарного дыма:
— Я постараюсь отбить у вас охоту делать бизнес на трупах, ясно?
Сквозь клубы дыма блеснула хищная улыбка режиссера:
— Постарайтесь, коллега! Этого давно уже ждет от вас вся Гурарра! А мы зафиксируем ваши старания на пленку!
Он протянул Фоббсу гербовую бумагу:
— Скрепим наш союз, коллега. Господин Бесс в курсе и, конечно же, обеими руками за. Иначе и быть не могло — Бесс субсидирует нашу телевизионную компанию, мы рекламируем его избирательную кампанию, взаимовыгодное сотрудничество, не так ли?
Фоббс подписал бумагу, отодвинул.
— А где мне поставить каинову печать? — улыбнулся режиссер.
— У себя на лбу, — процедил Фоббс и поднялся с места, показывая, что аудиенция окончена. — Второй этаж, двести шестая комната.
— Благодарю, коллега.
Син-син аккуратно сложил документ, спрятал его в карман:
— Что же касается трупов, то позвольте напомнить вам изречение, кстати, тоже латинского происхождения, которое гласит, которое вопиет, что искусство требует жертв.
— Надо быть болваном, чтобы понимать это буквально! — рявкнул Фоббс и грохнул кулаком по столу.
От зажатого в кулаке белого короля отскочила головка и покатилась в сторону Син-сина. Тот поднял ее двумя пальцами и, разглядывая, задумчиво заговорил:
— Милый Фоббс, на заре моей творческой юности я тоже так думал и снимал фильмы… знаете о чем?… Об облаках! Это были поэтические и, поверьте, чертовски талантливые ленты, и делал я их за свой счет, коллега, понимая, что искусство требует жертв от художника. И я пожертвовал всем — деньгами, успехом, своей первой и последней любовью, друзьями, здоровьем, — все бросил на алтарь искусства и — едва не подох с голоду в полном одиночестве, презираемый одними, забытый другими, неизвестный всем остальным…
Режиссер больше не юродствовал, говорил тихо, как бы для себя:
— Я поймал крысу, такую же, как и я — одинокую и голодную, и изжарил ее, коллега, на огне моих поэтических лент. (О, как они пылали, мои фильмы об обликах!) Я грыз эту крысу, коллега, и клялся, клялся на пепле моих облаков: «Я овладею другим искусством — искусством требовать жертв от других!»
Син-син замолчал, осторожно и как бы брезгливо вложив в ладонь Фоббса голову белого короля.
Взглянув на нее, Фоббс процедил:
— В этом-то вы преуспели.
— Да, преуспел, — тщательно вытирая руки платком, согласился режиссер. — Вся Гурарра запоем смотрит мои сериалы о политических убийствах. Но, милый коллега, я делаю бизнес не на трупах, как вы неточно изволили выразиться, а на желании обывателя видеть, как незаурядные люди превращаются в заурядные трупы! И по мере сил я утоляю его наследственную кровожадность. Впрочем, не без помощи полиции.
— То есть? — насторожился Фоббс.
— Помощь полиции в том, что она беспомощна! Неплохой каламбур, а? — снова осклабился режиссер.
— Идите к черту, Син-син.
Режиссер сделал серьезную мину;
— Иду. Кстати, не знаете, где он сейчас?
Фоббс глубоко затянулся сигарой, вероятно, собираясь выпустить в наглого режиссера очередную порцию дыма. Почуяв надвигающуюся опасность, Син-син отошел от стола и заговорщицким шепотом произнес:
— А я знаю!
Залившись мефистофельским смехом, режиссер стремительно покинул кабинет.
Когда дверь за ним захлопнулась, Фоббс снял с макета чехол. Несколько шахматных фигур лежало, вероятно, после удара его мощного кулака. Он расставил их на прежние места, взял со стола обезглавленного короля и, подумав, поставил его у трибуны. А на трибуну осторожно опустил его маленькую королевскую голову…
Зазвонил телефон.
— Шеф, — послышался взволнованный голос секретарши, — с вами хочет говорить Цезарь!
— Кто-о?
— Цезарь, он так назвался!
— Где он?
— Ждет у телефона.
— У какого телефона?
— Не знаю, шеф, он позвонил и попросил соединить с вами…
— Он ждет у телефона?
— Да, шеф.
Лицо Фоббса стало медленно багроветь, он сопел, обдумывая план действий. Затем приказал:
— Слушайте внимательно. Сейчас же свяжитесь с седьмым отделом, пусть узнают, откуда он звонит, и сообщат Абабасу. Он выедет наперехват. Я постараюсь как можно дольше затянуть разговор. Да, не забудьте включить оба магнитофона, один из них, не помню какой, заедает… Так, ну что ж, давайте сюда этого Цезаря!
