Еще мгновение — и он сделал бы из меня мартышку. Но тут внезапно по Городищу разнесся крик:
— Тревога!
На взмыленных конях в лагерь примчались Щелкунов, Самарин, Баламут. С быстротой лесного пала облетела лагерь весть: Боровик и Милка — Иванов послал их под видом брата и сестры — побирушек на разведку немецко-полицейского стана в Ржавке — схвачены полицаями.
Их там, верно, бьют, пытают! — кричал с коня Баламут. — Скорей, на выручку!
Взревел мотор «гробницы». Разведчики спешно седлали свежих коней. Отряд уже строился под царь- дубом, а командир отряда, выйдя из штабного шалаша, гневно вопрошал:
— Эго что за партизанщина?! Кто здесь командует — я или Баламут?
Но вихрь, налетевший на Городище, подхватил с собой и Самсонова.
— Стройся в полном боевом!
— Перший взвод, в две шеренги становись!
«Сорок», Черный! Не будь жмотом, оставь покурить!
— Куда, кацо, лэзэшь? Твои дальше, кавказский ты человек, за санчастью!
— Смотри, бабский взвод — санитарки выстроились! Тоже с нами Милку выручать, а вон...
— Какого ты хрена в белую рубаху вырядился? Мишенью хочешь быть?..
— Сводку, малый, не слыхал? До боя б узнать.
— Взвод! Вперед два шага шагом марш!
— И какой дурак этих птенцов на такое послал? Иванов? Сам небось не сунулся.
— Кому РГД без запала?
— Зря их туда без всякой выучки послали!
— Бросай курить! Отставить разговоры!
— А-а-атряд! Смир-р-рно! Товарищ командир отряда...
— Брось курить! Мать твою...
— Вольно! Товарищи партизаны! Говорить много некогда и незачем. Сегодня нам вновь предстоит испытать свои силы. Я лично поведу вас в бой. Пора свести счеты с обнаглевшей полицией. Полицаи Ржавки захватили двух наших разведчиков: Милу... как ее фамилия?.. И Боровика. Самым юным нашим партизанам грозит смерть. И только мы, мы с вами, сможем спасти их нерасцветшие жизни. Сегодня вы пойдете в бой во имя святого закона товарищества! Родина гордится вами, партизаны! Пусть ваш карающий меч обрушится с прежней силой на головы подлых изменников! Смерть немецким прихвостням! Вперед, партизаны! На каждого из вас с надеждой смотрит наша великая Родина!
— И командующий боевой группой! — ухмыляясь, добавил к чересчур нарядным, пышным словам Самсонова Кухарченко. А-а-а-атряд! Напра-а-во! К выходу из лагеря ша-а-гом марш!
Мы прошли с Богдановым мимо санитарок. Не мне ли улыбнулась Алеся, не мне ли едва заметно, поправляя ремень санитарной сумки, махнула рукой?
На опушке леса к основному отряду примкнули партизаны Дзюбы, и оба отряда не задерживаясь пошли форсированным маршем по затянутым темнотой полям, обходя встречавшиеся на пути селения. Шли легко: подстегивало желание скорей освободить разведчиков. Бодрил, внушая уверенность, вид далеко растянувшейся колонны.
Замерцали звезды. Но ночь была темной, безлунной. Шептал настороженно ветерок, сырой и холодный в оврагах, душистый и теплый на пригорках. Колонна остановилась.
«Тише... тише... тише.'..» К командиру подошли неведомо откуда взявшиеся разведчики
— Самарин и Козлов.
Полицаев около полусотни. Немцев — около десяти. Милка с Боровиком, наверно, в волостном управлении. Там горит свет. Правда, под вечер из Ржавки в Пропойск ушел крытый грузовик. В школе темно. В ней — полицейская караульная команда.
К хвосту колонны полетела команда: «Ложись!» И следом: «Командиры — к
Самсонову!»
— Наблюдением установлено, что караульные ночуют в укрепленном здании школы,— шептал Самсонов в тесном кругу обступивших его командиров.
— Так давай и вдарим с ходу по школе,— предложил Кухарченко. — Куда Иванов раньше смотрел? Он больше своими бакенбардами занимается, чем разведкой!
— Не ори! Если мы ударим по школе, то разведчиков успеют увезти или убить. Нет, надо запереть все выходы из села и брать волостное правление. Ты, Алексей, поведешь штурмовую группу с правой, южной стороны села. Огня не открывай, пока не столкнешься с полицией. В то же время, в двадцать четыре ноль- ноль, Дзюба войдет с другой, с северной, стороны. Задача — подойти возможно ближе к волостному правлению не открывая огня. Затем — короткий, массированный огневой налет с задачей подавить сопротивление полицаев. Школу я поручаю Богданову. Возьмешь дополнительно два ручника и станкач — массированный огневой налет, и брать школу штурмом с запада! Таким образом, все три штурмовые группы атакуют школу. Барашкова я уже отправил в обход. Он отрежет село от Варшавского шоссе, заминирует мост и устроит засаду на случай отступления противника на восток. Вопросы есть?
— Столько слов,— усмехнулся Кухарченко,— столько тактики да стратегии, точно не
Ржавку, а Берлин брать собираемся!
— С ракетами как? — спросил Богданов.
— Красная над головой — «свои», белая — указывает местонахождение противника, три зеленые — сигнал отхода. Еще... Мой капэ, пункт связи, пункт медпомощи — на высоте. Там же — огневая позиция минометной батареи. Вопросы? Пропуск циферный: сумма шесть. Нет больше вопросов? Сборный пункт здесь. Исходные позиции занимать немедленно!
Ползком спустившись с высоты в лощинку, группа Богданова залегла в густой траве, на расстоянии гранатного броска от черневшего за пустырем и за редкими кустиками длинного одноэтажного здания школы с высокой железной крышей, на каменном фундаменте. За школой виднелись смутные очертания строя хат, крыши клунь и сараев. Крепко пахло полынью. Предвестницей близкого боя вспыхнула на востоке зарница. Сразу припомнилось — где-то там, далеко, далеко, — фронт...
Я услышал учащенное, хриплое дыхание Богданова — станкач тащить нелегкое дело, да еще ползком.
— Осталось четверть часа,— шепнул он едва слышно. — Зря Самсонов этих птенцов в разведку послал. Хана им теперь. Самарин не хотел посылать без подготовки, особенно Милку, так Иванов сунул их в пекло...
Школа мутно сереет впереди. Она кажется огромной, грозной, бдительно охраняемой крепостью. Но каким-то неведомым путем, шестым партизанским чувством, я решаю вдруг, что школа... пуста. А так хочется быстрее сделать что-нибудь для Боровика, для Милы...
— Степа! — Сердце подскочило и забилось тревожно. — Была не была!.. Давай я разведаю школу.
— Тебе что — жизнь надоела? — Богданов помолчал с минуту. — Валяй! Только учти, на кону — твоя жизнь, а ты играешь втемную...
Я расстегнул кобуру, отвел предохранитель полуавтомата и пополз по-пластунски. Когда товарищи остались позади и я почувствовал себя наедине со школой, уверенность в том, что в ней никаких полицаев нет, стала быстро испаряться. Мне стали мерещиться подозрительные движения за темными окнами. Казалось, десятки вражеских глаз держат меня на мушке, неотрывно следят за мной. «Лишь бы собаки не учуяли! — сверлила мозг надоедная мысль. — Черт меня дернул на рожон сунуться!»
Сверху, с чердака, уставился на меня пустой глаз слухового окна. Удобное место для пулемета! Если
