Проснулся утром — тепло, снег растаял, одни лужи зелёные.
Включил радио. Доллар починили: что-то купили, что-то продали и спасли. Тысячу рублей он теперь стоит.
Африка местами всплыла, местами подсыпали, чтобы карту не перерисовывать. Австралию бросили как есть — от неё всё равно никакого толку не было.
Нашли одного негра — он пьяный в холодильнике заснул, из него теперь остальных негров обратно наделают.
Нефть из Москвы через метро назад в Сибирь вытекла. Отмываются. Бензином, водкой, шампунем, у кого что в доме есть.
Президента нового привели, точно такого же, у них там ещё много есть, оказывается.
Я пришёл на работу, пожали руку, спросили про здоровье, деток. Денег опять не дали. Не помним, говорят, ничего не помним, как отрезало.
В магазины всё обратно привезли. Гвоздей — ни за какие деньги не купишь. Ни отравленных, ни простых, но разбираются потихоньку.
Нихуя-то в этой жизни не происходит.
Ни-ху-я.
Дикая жизнь Гондваны
Люди, на самом деле, ничего не умеют — совершенно ничего, даже самых простых штук, которые любой червяк
умеет, или таракан, или, я не знаю, вообще какая-нибудь идиотская инфузория-туфелька.
Например, люди не умеют есть, пить и продолжать свой род.
Вот, допустим, собрались люди пожарить на полянке мясо, которое они называют шашлык, хотя за такой шашлык их засмеёт любой младенец кавказской национальности. Ну хорошо, так и быть — пусть это будет шашлык.
Для этого людям необходимы следующие предметы: автомобиль, мангал, шампуры, уголь, водка, бумага, спички, соль, крутые яйца, кастрюля, дети, бабы, коврик, покрывальце, помидоры, полотенце, кетчуп и ещё около пятисот предметов. По дороге к такому месту, где можно жарить этот будто бы шашлык, люди вдруг с ужасом обнаруживают, что забыли взять вилки и штопор.
А между прочим, место, в котором люди обычно жарят шашлык, никогда не располагается ближе пятидесяти километров от места, в котором эти люди живут в остальное время.
Тогда они возвращаются домой, берут вилки и штопор, после чего у них в автомобиле кончается бензин.
Люди наливают в автомобиль бензин, выходят на полянку, но тут же начинается дождь, а зонтиков они уже совсем наверняка не взяли.
И вот сидят люди, злые и голодные, в своём вонючем автомобиле, и нюхают тот самый бензин, который только что в него с таким трудом залили, а рядом с автомобилем мокрая собака чавкает чем-то давно умершим, и совершенно при этом счастлива.
Или вот сидел человек, сидел и вдруг решил продолжить свой род.
Таракан в таких случаях просто оглядывается вокруг и, если мимо проходит другой таракан, он тут же на него вспрыгивает и без всяких затей продолжает свой род. Или не продолжает, если это, предположим, мужской таракан, — ошибки случаются со всяким. Или, возможно, он его сначала нюхает, а потом вспрыгивает — это всё лишние подробности, нам они не интересные.
Человеку для того же самого необходимы: кровать, набор постельного белья, махровый халат, тапочки, ванна, мочалка, зубная паста, бритва, ужин при свечах и запасная зубная щётка. И то ещё неизвестно — продолжится род или не продолжится, и вообще чем всё это кончится.
Муж-приехал-из-командировки — это ещё не самое худшее, честное слово.
А ведь когда-то давным-давно люди умели всё.
К зиме они выращивали на себе перья, сбивались в стаи и летели через Океан к волшебному материку Гон-двана, где всегда светит солнце.
Там они откладывали в песок яйца и забывали про них тут же нахуй, и скакали голые по деревьям, пока не нападала на них Тоска по Родине, и тогда они отращивали у себя жабры, сбивались в косяки и плыли назад через Океан метать икру в Великих Сибирских Реках. А их пучеглазые дети сами по себе вылуплялись из яиц. И каждое пучеглазое дитё само выбирало, что ему на себе отращивать: перья или щупальца, ноги или клешни, четыре глаза, два хвоста, восемь ног или вообще всё сразу, чтобы выползти в таком виде на скалу, поблистать немного на солнце да издохнуть от полной неприспособленности к окружающей жизни.
Но пришёл к людям однажды некий мудак — не то прометей, не то Бог Ра, сам при этом из себя редкостное чучело. И нарисовало им это чучело образец, как нужно Правильно выглядеть: две руки, две ноги, посередине Хуй. Сверху голова, а примерно посредине головы — нос. Женщина приблизительно такая же, в основных деталях, несколько только подробностей отличаются и Хуя вовсе никакого нет.
И послушались люди чучела, и начали стараться быть похожими на то, что им нарисовали. Но ничего у них, конечно, не вышло, потому что как ни старайся, а всё равно ноги колесом, нос кривой и брюхо висит.
Загрустили люди, задумались, а от задумчивости, как всем известно, ничего хорошего не выходит. Вот и повыпадали у людей перья, засохли у людей жабры и отвалились у людей хвосты.
И подул холодный ветер, и волшебный материк Гон-двана раскололся весь и утонул нахуй, или, может быть, получились из него Африка и Америка — никто уже этого не помнит. И остальные все животные тоже стали Как Положено: кому велено чирикать — те не мурлыкали, а сидели на мокрых ветках, шмыгая клювами. И люди тоже сидели в своих шалашах, стучали зубами от холода и кормили сморщенными сиськами вечно орущих своих младенцев.
И всё-всё на свете люди с тех пор забыли. Ездят они с тех пор в разных железных и деревянных тележках, летают в железной трубе, спят в коробке, умирают в другую коробку.
Только перед тем как родиться, им ещё разрешают побыть немного рыбкой и птичкой, но они и этого потом не помнят.
Немного Фашызма
Есть мы и есть они.
Они сразу знают, как нужно, а мы это узнаём, когда нам дадут хороших пиздюлей. Или учительница на нас так накричит, что мы поймём, что так нельзя себя вести.
Потом мы, когда поймём, как правильно, то, может быть, у нас иногда будет правильнее, чем у них, и мы даже будем на них покрикивать, но это редко. Нет, впрочем, вообще не бывает, чтобы мы мастером на производстве или в тюрьме авторитетом.
А ещё мы боимся после одиннадцати громко кричать, а они включают в шесть часов утра электродрель.
Мы, блядь, разные. Когда мы сидим за одним столом, нам друг задруга неудобно, потому что говорим не то, не так и не тем голосом, и лучше бы ушли уже кто-нибудь нахуй.
Если они молодцы, то мы мудаки, и наоборот.
Их женщины никогда с нами не ебутся, а если напьются пьяные и поебутся, то потом очень нами недовольные. Наши женщины точно с ними время от времени ебутся, но от этого уже вообще всех тошнит.
Мы хорошо все друг друга различаем. Когда мы уходим, они говорят «ну наконец-то». А мы сразу за дверью прислоняемся к стене и говорим «ой блядь!».
Нам нужно как-то научиться делать так, чтобы они не приходили, и им тоже нужно навсегда понять, что мы им нахуй не нужные и пользы от нас никакой.
Тогда мы будем друг друга все любить или хотя бы вспоминать иногда с удовольствием.
