на каждую фразу и не сводя с него подобострастных взглядов, – можно было понять, что он здесь главный.
Когда мужчины уже подошли к машине и один из телохранителей почтительно открыл перед ними заднюю дверь, из здания банка неожиданно выбежал клерк – пухлый, в очках, в сером, немного мятом костюме с темным галстуком – и что-то крикнул худощавому. Тот остановился, отдал какое-то приказание своему спутнику, который тут же направился к клерку. Худощавый же взялся за дверцу машины.
Никто не заметил, как мужчина вдруг резко дернулся. И только когда, захрипев, он стал валиться набок, к нему бросился телохранитель, с ужасом глядя, как быстро расплывается на груди его шефа ярко-красное пятно.
Пронзительно закричала, увидев кровь, какая-то проходящая мимо женщина, бросились врассыпную прохожие. Забился за выступ широкого портала здания один из спутников убитого, другой смешался с толпой. И пока растерявшиеся телохранители лихорадочно вертелись на месте, выставив впереди себя стволы и пытаясь определить, откуда был совершен беззвучный выстрел, к месту происшествия на удивление быстро подкатила милицейская патрульная машина, и еще через минут пять – милицейский фургон, из которого высыпали человек десять вооруженных и одетых в черную униформу бойцов ОМОНа.
Командир отряда ОМОНа, подойдя к убитому, наклонился и перевернул тело.
– Ого! – присвистнул он. – Ты посмотри, Петро, кто у нас тут лежит…
Один из омоновцев подошел ближе и заглянул в лицо убитого.
– Ну и чего? – ворчливо сказал он. – Мертвец и мертвец, товарищ капитан. Ничего особенного.
– Дурак ты! – весело выругался капитан. – Это же Залман!
– За-алман?.. – удивленно протянул омоновец. – Не может быть!.. Здесь, в Питере?..
– Ага! – Командир, казалось, веселел с каждой минутой. – Мы, дураки, его по всей стране разыскиваем, а он тут, у нас под самым носом… – Он поднял голову и посмотрел на двери банка: – По банкам, значит, разгуливает…
– Разгуливал, – поправил второй омоновец командира. – Больше не будет. – Он внимательно осмотрел залитую кровью грудь убитого. – Свои, видать, и подстрелили. Сразу – наповал.
– Ну, свои не свои, – выпрямляясь, констатировал командир, – а тому, кто его шлепнул, памятник поставить следует. И большое наше милицейское спасибо сказать. Такой другой сволочи и садюги, как Залман, я в жизни своей не видал…
Рассыпавшиеся по округе бойцы-оперативники, прочесывая соседние кварталы, не обратили никакого внимания на вышедшего из подъезда одного из домов, стоящих на противоположной от банка улице, скромно одетого, в очках и с встрепанной седой шевелюрой мужчину средних лет, с авоськой, в которой погромыхивали пустые бутылки. То и дело поправляя очки и внимательно глядя себе под ноги, мужчина направился к небольшой очереди пенсионеров, сдающих «стеклянную валюту» в пункт приема, находящийся неподалеку от места происшествия.
Когда его очередь подошла, он поставил в широкое окошко с десяток бутылок из-под пива и водки и, получив грошики, пошел своей дорогой, бормоча что-то под нос и в очередной раз пересчитывая деньги. Подойдя к табачному киоску, он купил пачку дешевых российских сигарет без фильтра, жадно прикурил и завернул за угол.
Неторопливо пройдя пару кварталов, седой мужчина свернул в арку одного из проходных дворов и исчез там, будто растворился.
Когда через две минуты, в нескольких кварталах от злополучного банка, на тихой питерской улочке в новенький серый «Жигуль» садился подтянутый моложавый мужчина, в нем никто не узнал бы того самого бомжа, который только что сдавал стеклотару.
И хотя хвоста за ним не наблюдалось, Ворон все же немного попетлял на машине по городу, чтобы подстраховаться. Убедившись окончательно, что все чисто, он взял курс на запад и закурил.
Итак, его список сегодня пополнился еще одним подонком. Еще одним садистом и убийцей на земле стало меньше.
Ворон прекрасно отдавал себе отчет, сколько жизней и загубленных судеб он сегодня спас, совершив это убийство. Сделанное не приносило ему успокоение, скорее – придавало силы. Он уже не мстил, он как солдат выполнял свою тяжелую работу. Работу по очистке родного города от всякой мрази, от нелюдей, которых столько развелось за последние годы.
«Правильно ли я делаю?» – снова и снова спрашивал он себя, идя на очередное дело. И – перебрав все те зверства, которые совершил тот или иной бандюга, садист, убийца, – выносил свой, суровый беспристрастный приговор: смертная казнь.
Иногда Ворон выполнял чужие заказы. Но лишь тогда, когда речь шла о спасении невинных человеческих жизней. Особенно – женщин и детей. Иногда, получив заказ и тщательно проверив «объект», он отказывался, приходя к выводу, что заказчик ничем не лучше того, кого он обвиняет в своих несчастьях. Один такой «заказчик», не подозревая о том, что Ворон давно, еще со времен своей службы в СОБРе, гоняется за ним, сам оказался в роли жертвы.
Это было нелегко – самому выносить приговор. Ворон отлично понимал, какую ответственность взваливает на себя. Он ведь не господь бог. И не Высший суд. Он прекрасно знал, что не имеет права на ошибку. А она всегда возможна… Именно это и не давало Ворону покоя.
Но больше всего он терзался тем, что вот уже почти два года ему не удается обнаружить ублюдка, зверски убившего его жену и дочь. Через подставных лиц он все время пытался выйти на след этого выродка, но пока все его попытки оказывались тщетными. Враг был опытным. Нигде не светился, следов нигде не оставлял, на людях, видимо, бывал редко. Все это время Ворон жил на зимней даче, которую снял на чужое имя в пригороде Питера. Дом этот одиноко стоял на опушке леса и был оборудован так, что никто не смог бы подобраться к нему незамеченным, а сам Ворон в считаные секунды мог покинуть его через задний двор и скрыться в лесу.
За два прошедших года он практически ни с кем не общался, за исключением человека, через которого получал заказы. Да и тот никогда не видел своего работодателя, а информацию передавал ему через компьютер.
Даже во сне Ворон не вспоминал теперь о том, что был когда-то Сергеем Северовым, командиром СОБРа. Последняя ниточка, связывающая его с прежней жизнью, оборвалась почти сразу после того, как погибли его жена Татьяна и дочь Катенька и когда он встал на путь мщения. Сын Северова, Иван, после тяжелого мужского разговора, в котором отец наотрез отказал сыну принять его в свою «команду» и категорически запретил тому хоть как-то помогать отцу в его мести, – исчез, отправившись с отчаяния служить куда-то в одну из многочисленных горячих точек, появившихся на карте нашей страны в последние годы. Потеря матери и сестры стала для него страшным потрясением, после которого обычная обывательская жизнь была уже невозможной…
Беспокойство за сына постоянно теперь терзало сердце Ворона. Ничто другое его уже больше не пугало.
Ворон загнал машину в гараж и, отключив сигнализацию, зашел в дом. На кухне налил себе в стакан холодного чая, положил пару ложек сахара, размешал. Выйдя в гостиную, включил компьютер, и экран монитора на письменном столе засветился голубым мерцающим светом. Просмотрев электронную почту, Ворон обнаружил для себя новое сообщение.
В нем, как всегда, указывались данные на заказчика и коротко мотив заказа: «Денисов Максим Сергеевич. Двадцать семь лет. Владелец финансовой компании «Эверест», с криминалом не связан. Мотив – гибель родителей (отца и матери) от рук неизвестного убийцы два года назад».
Ворон долго стоял у экрана компьютера в задумчивости. Потом, полистав файлы старых заказов, нашел помеченный словом «Залман». Еще раз внимательно перечитал все перечисленные в нем сведения на клиента и, поразмыслив с минуту, отправил файл на уничтожение.
Глава 43
Через три дня на адрес центрального офиса компании «Эверест» от имени некоей фирмы «ABB» неожиданно пришла странная на первый взгляд телеграмма, в которой было написано только одно предложение: «Приглашение на банкет по случаю подписания контракта будет отправлено с курьером». И действительно, буквально через два часа в кабинет Ринге в сопровождении охранника-милиционера вошел
