Как ни странно, Ольгерд решил, что идти должны Эрик, Оливия и Глаз. Ну если не считать меня, его и Угги, в отсутствие в нашей тройке Деда прекрасно заменяющего его в бою. Остальные, несмотря на недовольство и желание оспорить принятое решение, бурча, согласились – делить отряд на заведомо неравные по силе половинки было нелогично, ведь возможность появления еще одного отряда нормов в этом районе была вполне реальной. Так что через десять минут, попрощавшись с ребятами, мы скорым шагом рванулись за взявшим след Хмурым…
Нормы двигались довольно медленно – нагруженные награбленным добром пленницы, сотрясаемые рыданиями и нервной дрожью, еле плелись в середине отряда и здорово тормозили его передвижение. По мнению Вовки, читающего следы как открытую книгу, впереди нас двигалось чуть больше сорока бойцов. Угги и Ольгерд склонялись к тому, что их там около пятидесяти. А мне было все равно – меня бесило то, что эти звери взяли в плен женщин и девочек – воспоминания о том, как сама шла от Аниора и до столицы Империи, застилали глаза кровавым туманом и то и дело заставляли хвататься за рукояти мечей. Меня, предназначенную для Арены, хоть не насиловали, а те, кто плелся впереди, в полной мере почувствовали на себе всю глубину своего бесправия…
Бег по заросшему лесом ущелью быстро выветрил из моей головы всю лишнюю злость – узкая, круто забирающая в гору каменистая тропа заставляла экономить дыхание и внимательно смотреть под ноги, выбирая место для каждого шага. К моменту, когда тропа окончательно исчезла в нагромождении здоровенных камней, под которыми где-то глубоко-глубоко спряталась маленькая горная речушка, или, скорее, ручеек, мы сократили отставание от нормов вдвое. А через десять минут наткнулись на истерзанное тело подвернувшей ногу и добитой за ненадобностью девчушки лет тринадцати. Прикрыв глаза лежащему на спине и непонимающе уставившемуся остекленевшими глазами в яркое синее небо ребенку, Щепкин мрачно вздохнул, поиграл желваками и рванул в сторону уже виднеющейся с этого места седловины, расположенной между двумя здоровенными пиками. Мы побежали следом. Хотя, конечно, назвать бегом очень быстрый шаг было бы неправильно – при такой крутизне склона через пять минут реального бега мы бы, наверное, все-таки сдохли… Впрочем, двигались мы действительно быстро – добравшись до перевала, мы успели увидеть хвост небольшой процессии, втягивающийся под кроны леса, начинающегося на середине склона приблизительно в километре от нас…
– А они не полные лохи! – буркнул брат через десять минут, когда мы почти преодолели открытое пространство и были готовы зайти в лес. – Чуть правее тропы – боевое охранение. Шестеро смелых. Ждут нас…
Я прислушалась и тут же ощутила их присутствие – увы, чтобы чувствовать присутствие людей на таком расстоянии, мне надо было прилагать немалое усилие. В отличие от брата или от Деда, делающих это легко и непринужденно.
Хмурый, повинуясь команде, двигался рядом, не отрывая взгляда от зарослей, в которых прятались нормы. Момент атаки воины выбрали удачно – мы как раз перелезали через поваленное поперек тропы сухое и на редкость ветвистое дерево и на первый взгляд не были готовы к нападению…
Бойца, атаковавшего моего пса, я убила раньше, чем он успел метнуть в Хмурого метательный нож. Хотя особой нужды защищать его не было – он был отлично натренирован уходить от таких бросков и вряд ли дал бы себя даже поцарапать. Но, учитывая тот темп, который взял Ольгерд, этот норм был единственным, до которого я бы успела дотянуться. Остальных порубил мой безумно шустрый братец. Угги, не говоря уже о второй тройке, не успел подобраться к ним даже на дистанцию удара. И сразу начал ворчать:
– Ольгерд! Если ты будешь всегда так же торопиться, то иди один – как я могу закрывать твою спину, если не успеваю даже реагировать на твои ускорения?
Стряхивая с клинков кровь и забрасывая их в ножны, брат неожиданно для меня задумался и, представьте себе, извинился:
– Прости, я просто не подумал… Их мало было…
– Ну, как всегда… Он не думает, а я не бью… – хмыкнул Глаз. – Делиться надо! Тебе всегда всего мало, блин…
– А тебе – много… – подколола я мужа. – Вечно плачешь – «хватит, я больше не могу!»… Эх, послал же Господь мужика…
– Это кому много-то? Да я ща…
– Прямо ща? – перебив его, ехидно поинтересовалась я, расстегивая петельку куртки и делая вид, что готова снять с себя все, что на мне есть.
– Ты охренела? – покраснел Вовка. – Нашла время…
– А что? – сделала я круглые глаза. – Эх, опять отказ… А помнишь, как ты мне пел про север дальний? Мол, герой-любовник, каких нет…
– Харе, клоуны… – обломал весь кайф Ольгерд. – Потом развлекаться будете… Ноги в руки и бегом!
– Ой, а можно мои ноги – в руки мужа? – хихикнула я и тут же схлопотала по попе.
– Можно! Только если щиколотки. А ты – на ручки и бегом по тропе… Будешь выпендриваться, я тебя потолкаю… – пообещал братец, и я тут же успокоилась – он всегда выполнял обещания… даже такие гнусные…
Еще четверо нормов умерли, по очереди отлучаясь от отряда по нужде. Пятого, оказавшегося слишком осторожным и внимательным, убил Хмурый. Догнав, сбив с ног и вырвав глотку заметившему нас и истошно орущему «Унги!» воину. А через мгновение растянутая колонна весьма довольных набегом нормов превратилась в слитный, ощетинившийся оружием строй. Они были отличными воинами, и если бы не лес, нам бы пришлось туго – атаковать вшестером стальную черепаху было бы крайне затруднительно. А маневрируя среди деревьев, которые не давали врагу грамотно перестраиваться, мы то и дело находили бреши в обороне. И обычно успевали их использовать. Особенно удачно это получалось у Оливии – брошенные ею клинки практически без промаха поражали глазницы не прикрытых щитами воинов второго- третьего ряда нормов. Как только появлялась удобная для броска щель. Девять из десяти клинков на четверть проредили ряды врага и порядком его взбесили – поняв, что они теряют людей, еще не вступив в бой, и решив, что мы вшестером не такая уж и сила, нормы, завопив что-то жутко страшное, рванулись в атаку. Разбив строй на шесть групп по шесть-семь бойцов. И посчитав, что такое преимущество в количестве им здорово поможет…
Нашу тройку атаковали сразу с трех сторон. Вернее, атаковали с двух, а третья группа нормов рванула за купу тесно растущих справа от нас деревьев, чтобы обойти с тыла и завершить планируемый разгром. Скоростей, на которых мы способны двигаться, они не учли – пока я сдерживала атаки правой, Ольгерд и Угги уничтожили левую группу и, развернувшись, вместе со мной врубились в правую. Я оказалась ведущей, а они – фланговыми. Не раз отработанное положение. Шесть мечей. Атаки по всем уровням одновременно. Плюс скорость, на которой нормы просто не успевали видеть удары… Вместо боя получилось избиение младенцев. Лично я защитой и блоками не заморачивалась – слишком медленно двигающиеся клинки врага можно было просто «обходить». Я колола в незащищенное горло, глаза, подрубала ноги и била под мышки. Те удары, которые, по мнению Ольгерда или Угги, могли мне навредить, блокировали они. И добивали тех, кому, опять же по их мнению, был необходим контрольный удар. Таким образом, к моменту, когда третья, самая хитрая группа оказалась у нас «за спиной», мы встретили ее лицом, с Угги во главе угла…
Вторая тройка действовала чуть медленнее нас, но тоже довольно успешно – выписывая замысловатые траектории среди тоненьких стволов деревьев, они вывели из себя атакующих их нормов и медленно, но уверенно сокращали количество, начиная с тех, кто быстрее всего бросался в атаку, хоть на полшага отрываясь от основного строя… К моменту, когда наша тройка закончила разборки с третьей группой и присоединилась к общему веселью, перед ними оставалась от силы половина напавших на них солдат…
А Хмурый действовал по своему плану. В начале боя, по моей команде отступив назад, он дождался разрешения действовать, и, по одному выхватывая с тыла занятых боем врагов, рвал их, как неведомый мне Тузик грелку – это выражение мужа мне очень нравилось. Я так и представляла себе этого самого Тузика – здоровенного черного пса с обрубком хвоста, с широченной грудью, как у моего Хмурого, и такими же мощными лапами. Грелку я тоже себе представляла, но не так четко – согласно объяснениям моего обожающего приколы и каверзы мужа, она была похожа на большую сумку из негорючего материала, в который складывали горячие угли для того, чтобы согревать ноги замерзающим во льдах путешественникам. Зачем ее было рвать собаке, мне было непонятно – можно было обжечься и наглотаться пепла, но картина
