Ты куда? Кормушка! Вернись!
– Душманы… Рядом… Посмотрю… – отползая от умирающего командира, прошептал лейтенант. – Сейчас, минуточку…
– Оставь мне шприц… Ну же…
– Сейчас-сейчас… Там кто-то двигается… – зажав драгоценное обезболивающее в потной ладони, бормотал Кормухин, отползая за нависающую над тропой скалу. – Еще немного потерпи…
…Негромкие голоса движущихся по ущелью солдат вырвали его из тупого оцепенения. Еле-еле разлепив слезящиеся глаза, Кормухин попытался встать на ноги и тут же рухнул лицом вниз. Прямо на тело давно переставшего дышать капитана. Хруст сминаемых солдатскими сапогами камней, раздавшийся рядом, и особенно русская речь, смысла которой он почему-то не понимал, заставили его глупо улыбаться и сжимать в руке пустой шприц-тюбик.
– Мы дошли, Леха, слышишь, мы добрались…
– Семь километров… Не донес… Живот разворотило… Умер от болевого шока… Настоящий мужик… – затуманенное от промедола сознание отказывалось воспринимать окружающий мир, а легкая эйфория и головокружение заставляли его глупо улыбаться и пытаться удержать в фокусе уплывающее куда-то в сторону лицо склонившегося над ним санинструктора…
– Надо же, доплыл… – Очередной раз вынырнув из небытия, генерал приподнял голову и, почувствовав на зубах песок, понял, что лежит на берегу. – Что ж, молодец. Теперь осталось доползти… Пятьдесят метров от силы… Ну, Иваныч! Как ты там говорил – «Хочешь жить – греби руками»? Ну, тебе и карты в руки… Давай, греби…
– Сука, Щепкин, убью… – двигать отказывающимися шевелиться губами было невыносимо тяжело. Казалось, что в десну вкололи обезболивающее и омертвевшее лицо принадлежит другому человеку.
– Да? Как Курмангалиева? Или как Степу Ховрина? Ползи, ползи… Тебя лекарство ждет…
– Автомед хоть дайте, падлы… – сдерживая пытающиеся брызнуть из глаз слезы, попросил он.
– Зачем тебе он, а? «Спецназовец должен быть самодостаточным, уметь преодолевать боль, усталость и, прежде всего, свое „немогу“». Правильно цитирую?
– Я ног не чувствую… И рук… – признался Кормухин.
– «Ваше жалкое тельце должно понять, что Воля настоящего бойца способна заставить его сделать невозможное». Помнишь, Иваныч, сколько раз ты говорил это лично мне? А остальным? Ну, сделай это самое «невозможное»! Вон, видишь, камень! Заметь, он гораздо ближе, чем столик санинструктора на полигоне. И для того, чтобы взять шприц, не надо лезть по минному полю… Хотя, может, тебя это расстраивает? Мало экстрима? Ну, соберись!
– «Путь в тысячу ли начинается с первого шага»… – откуда-то сзади раздался голос Ремезова. – Китайцев ты цитировал лихо. Ну, шевели конечностями… Мы ждем…
– Я не могу… – понимая, что плачет, но не чувствуя, как слезы текут по лицу, прошептал генерал.
– «Это тебе кажется»! Так надо говорить подчиненным, не так ли? О, пополз! А говоришь, что не можешь… Видишь, «главное – это сила воли! И осознание того, что за тобой стоит Служба»!
…Камень приближался невыносимо медленно. Каждый сантиметр, который он проползал по песку, отнимал у него годы жизни – казалось, что все тело медленно, но неудержимо стирается о холодный, сырой и постоянно лезущий в рот, глаза и ноздри песок. Последние пару метров до шприца, яркой точкой горящего в лучах выбравшегося из-за облаков солнышка, Кормухин прополз практически без сознания. На одном желании ЖИТЬ. И вцепившись в пластиковый цилиндр, сначала не понял, что он пуст, – трясущимися руками поднеся его к глазам, он снова и снова пытался разглядеть внутри хоть какую-нибудь жидкость.
– Где лекарство, Олег? – наконец, поняв, что внутри шприца только воздух, прохрипел генерал.
– Лучшее средство от твоей жизни – пара кубиков воздуха в вену… Я не стал жадничать – шприц на пять миллилитров. Тебе хватит за глаза…
– Мы так не договаривались…
– Ну, да… Я стараюсь учиться у тебя, Иваныч… – сидящий на корточках Коренев был совершенно серьезен. – Знаешь, ты мне попортил много крови. Но если бы дело было только в этом… Я подробно изучил твое досье, послушал рассказы своих друзей и решил, что жизнь такой падлы, как ты – это смерть для десятков ни в чем не повинных людей. Я не Господь Бог. Но пройти мимо такого скота, как ты, не могу. Если бы я знал раньше, сколько скелетов таит шкаф за твоей кроватью… Увы, многое мне рассказали слишком поздно…
– Что, например? – не желая видеть очевидного, спросил Кормухин.
– Как умирал Кошмар, помнишь? – донесся откуда-то сверху голос Ремезова.
– Ему было не помочь… И погода была нелетной… – с трудом выталкивая из себя слова, пробормотал генерал.
– Пилоты были готовы лететь. А ты решил, что жизнь одного старлея – нормальная цена за полтора десятка убитых чехов. «Вколите воздух в вену, чтобы не мучался» – твои слова, не правда ли?
– Вы же сами сказали, что он умирает! Два ранения в брюшную полость… Что там еще было?
– Да какая теперь разница, Иваныч? Мы тащили его почти сутки. И он был жив все это время. Если бы ты поднял в воздух борт, то его могли бы откачать… А так он умер… Оставив вдову и троих пацанов… Кстати, ты хоть раз вспомнил о его семье? Или о семьях тех, кто умирал там, куда ты их посылал?
– Им платят пенсии…
– Сколько ТЫ на нее проживешь? Час? Два?
– Ладно, ну ее, эту лирику… Лекарство от всех болезней у тебя в руке. Думаю, лучшего тебе не найти. Ну, как ты там сказал Чирку? «Коли, будь мужиком»? М-да… Нож тебе не поможет… Мы даже подходить к тебе не будем… Сам, все сам… Не чужими задницами, как ты привык… Удачи, генерал… И… не поминай лихом…
Глава 61
Беата
– Ольгерд! Может, хватит? – зарычала я помимо своей воли. Смотреть на то, во что превратился волевой, целеустремленный мужчина за последние несколько минут мне было совершенно невыносимо. – Дай я его добью, если сам не можешь!
Сломленный, раздавленный Кормухин, сжимающий в трясущихся от слабости руках вожделенное «лекарство» уже почти ничего не соображал. Только дико смотрел сквозь шприц и что-то еле слышно бормотал себе под нос.
– На хрена мы перлись сюда столько времени? Ты не мог его убить раньше? – поддержал меня Вовка. – Блин, столько крови, и из-за одного ублюдка? Хвостик права – ты перегнул палку… Да, он урод! Да, он законченная скотина, но это, по-моему, чересчур… Виноват? – Убей! Унижать-то так зачем? Я не помню за тобой такого…
В глазах брата, посмотревшего на Глаза исподлобья, было столько боли, что я на мгновение перепугалась и за себя, и за мужа, и за остальных ребят, вставших на мою сторону.
– «Тот, кто был Отмечен, вернет Души вторую часть…» – неожиданно процитировал он строки какого-то из последних Пророчеств. – «Но результат нежданной встречи его друзьям пойдет не в масть…» – Помните такие слова? И это сбылось, сожри меня демоны… Взбунтовались… И правильно… Давно пора было… Но это все равно бы ничего не изменило… Он должен был пройти свой Путь до конца… Хвостик! Меч убери… Я не буду его убивать… И не собирался… Удивлены? Я – тоже… – Присев над Кормушкой на корточки, он вытащил из кармана автомед и, перевернув генерала на спину, прилепил прибор прямо на его обезображенный живот.
– Оставишь его тут? – зло поинтересовался Сема.
– Нет… – Брат мрачно смотрел на работающий в полную мощность приборчик и задумчиво дергал себя за мочку уха. – Заберу на Элион…
– Зачем? – хором спросили мы…
– А хрен его знает… Сам не понимаю… Не на Землю же его отправлять?
– Блин, ты сбрендил? – высказал общую мысль мой благоверный. – Что с тобой, Олежка? Маша – тут, с тобой! Самирчик, как я понимаю, в берлоге Эола. Этого ты наказал так, что волосы дыбом… Зачем тебе он на Элионе? Измываться дальше?
– Мне он не нужен. Но я – не единственный человек, который мечтал его видеть…
