— «Послов» будем отправлять? — спросил низенький и толстый, делающий пометки в блокноте перед собой.

— Может, сначала Снеговика зашлём на разведку, пусть портрет нарисует, — предложил рыжий, с белёсыми ресницами.

— Снеговик дорого берёт, да и занят сейчас, — возразил низенький. — Лучше «послов».

— Задействуем и «послов», и Снеговика, — властно распорядился человек во главе стола. — Если он занят, то пусть бросит своё дурацкое занятие.

— Как называется операция? — спросил самый молодой, быстро перебирающий пальцами по клавиатуре лаптопа.

— Операция «Маугли», — сказал властный человек, и его щека дёрнулась в злобной усмешке, обнажив верхний волчий клык.

Пустяки, просто нервный тик от нервной жизни.

Статус королевы привнёс в жизнь Никки множество не известных ранее хлопот. Ей стали приходить подарки от людей и организаций: книги, журналы, сувениры. Никки попросила Робби сортировать присланное с помощью робота-кентавра — полезное отправлять в детские дома и библиотеки, остальное — в утиль.

Нахлынули светские обязанности: контакты с другими династиями, поздравления к датам и событиям — целый поток информации, в который Никки волей-неволей приходилось окунаться. Многое приходилось решать на ходу, даже на бегу. Вот и сейчас — Никки спешила на лекцию профессора Эксмина, а Робби пристал:

— Что мне делать с электронными и бумажными письмами незнакомых людей? Одних сетевых посланий к тебе приходит несколько сотен в день, и, судя по темпам, скоро их будут тысячи. Там всё есть — вопросы, просьбы, ругань.

— Кошмар! — воскликнула Никки в разгаре поиска последней чистой рубашки. — Ты сумеешь с ними сам справиться? Давай мне читать только важное. На остальное отвечай как хочешь, хоть от моего имени — я тебе доверяю.

Никки договаривала уже в летящем вниз лифте, сидя на его полу и с трудом надевая тесные туфли. Нужна обувь побыстрее.

На занятиях по интелкультуре профессор Эксмин охотно беседовал со студентами.

Борм-Сова спросил:

— Что такое бритва Оккама?

— Если в вашем доме запахло серой и возможны два варианта объяснения этого явления: к вам прилетел дьявол или в вашем камине горит дохлый таракан, то бритва Оккама отрезает романтический сценарий с дьяволом и оставляет банальный — с тараканом.

— Я не понимаю слова «парадигма»! — привстала с места любопытная Нинон-Олень.

— Это плодотворное понятие ввёл Томас Кун, древний историк науки. Разные эпохи и науки конструируют свои правила осознания и исследования мира. Парадигма — метод понимания мира, способ видеть — или подозревать — невидимое. Древние замечали вокруг себя духов, современные люди предполагают везде атомы. Смена парадигм называется научной революцией.

Профессор знал миллион интересных фактов и щедро усыпал ими свои лекции, которые часто выглядели бессистемно, но отлично врезались в память.

— Бенджамен Уорф выдвинул глубокую и красивую гипотезу лингвистической относительности. Согласно ему, эскимосы и французы различно видят мир, структурируя его в отличающихся языковых парадигмах, перетекающих в несовпадающие парадигмы восприятия. У чукчи триста терминов для описания снега, и горожанин, для которого снег лишь «грязная каша», ни за что не поймёт, о чём поёт счастливым горлом зверолов, едущий по снежной тундре.

Многие студенты никогда не видели снега и действительно не понимали — о чём там можно петь?

— Бразильские индейцы камайура для синего и зелёного цветов имеют лишь одно название — «цвет попугая». Но могут ли они на практике отличить синий от зелёного? Язык — это социодоговор о систематизации мира, но подписали ли его наши биологические чувства?

— А теория лингвистического Эйнштейна подтвердилась? — спросили из аудитории.

— Нет. Всё оказалось наоборот: среда диктует метод лингвистической структуризации и рождает соответствующий язык. Субкультуры создают субъязыки. У физиков и футбольных фанатов, кролиководов и литературных критиков словарные запасы в рамках одного языка настолько различны, что они практически не понимают чужих профессиональных разговоров. Шипастым башмакам альпиниста и пуантам балерины лучше безмолвно улыбаться друг другу. Но! — Профессор поднял палец. — Я бы не стал полностью отбрасывать теорию Уорфа. В ней есть благородное безумие.

— По-моему, вся эта культурная чепуха — балеты, картины и заумные теории — безнадёжно устарела, — сказал белёсый Дракон с маленьким носом и арийской челюстью. — Сейчас важны доходность производства и автоматизация менеджмента.

Эксмин рассвирепел:

— Культура — это альфа-стержень цивилизации. Установление нравственных принципов и культурных императивов в обществе — самая главная и трудная проблема любого социума. К сожалению, правительства не умнее вас и занимаются вооружениями, экономикой и прочей чепухой, а на культуру смотрят как на развлечение по уик-эндам. Итог? В малокультурном и бесчестном обществе уйма экономических ресурсов уходит в нравственные дыры, которые не закрыть никакими заборами и решетками, а научное мировоззрение начинает уступать место шаманизму времён людоедства.

— Как понять, где — шаманизм, а где — нет? — спросил рыжий Дмитрий.

— Отличить науку от не-науки очень просто. Наука — это не только парадигма мировоззрения, но и совокупность миллиардов научных фактов, ВСЕ из которых можно проверить на опыте. Например, статистика утверждает, что при броске игральной кости шестерка выпадает в 16,666… процентов от большого числа бросков. Возьмите кость — только не шулерскую — и проверьте это утверждение, получая всё более точные приближения к этому числу.

Интеллектолог нахмурился.

— В отличие от науки, вся пена эзотерики, парапсихологии или астрологии — это совокупность миллионов заманчивых утверждений, НИ ОДНО из которых подтвердить нельзя. Хронический неудачник, который является типичным потребителем эзотерических текстов и магических техник, отчаянно ищет чудесное средство для улучшения своей прокисшей жизни, пренебрегая доказательствами и здравым смыслом.

С потолка вдруг раздался завывающий голос привидения:

— Когда спариваются скепсис и томление духа, рождается мистика. Ницше.

— Спасибо, Вольдемар, — сказал Эксмин, повернулся к студентам и свирепо крикнул:

— Пожалуйста, не будьте дураками! Дураком в наше время быть стыдно — как ходить с грязной шеей. Ненаучная интерпретация реальности породила гору книг, мифов, адептов — и не родила ни одной мышки проверяемого факта. Эзотерика — это бизнес на глупости; постарайтесь, чтобы это была не ваша глупость.

— Но ведь астрология — это самый древний раздел астрономии… — возразил Брен, мальчик-Олень с сумрачным взором.

— Сейчас астрология дальше от астрономии, чем метеоризм от метеоритики, — фыркнул интеллектолог.

— Моя мама верит в астрологию и всегда интересуется гороскопами, — сказал упрямо мальчик. — Она говорит, что астрологическому учению тысячи лет, и что люди не могут обманываться так долго — значит, в гороскопах есть смысл. И вообще — она любит смотреть на звёзды.

— А кошек и собак она любит? — неожиданно спросил профессор.

— Да, — удивился сумрачный Брен.

Эксмин скривил лицо в зловещей улыбке:

— Тогда сообщи маме, что гадание по внутренностям животных — тоже очень древняя традиция!

Алла-Дракон, лидер феминисток Колледжа, потребовала от профессора высказаться о равенстве полов.

Эксмин вздохнул:

— Не путайте равноправие и равенство. Мужчины и женщины равноправны, но не равны. Мужчины в среднем тяжелее и сильнее женщин, зато женщины живут дольше и в среднем умнее мужчин — благодаря лучшему образованию. Выпустите миллион законов о равноправии, но природное неравенство всё равно останется. Да и нужно ли быть одинаковыми? Человеческий род продолжается лишь благодаря некоторой разнице между полами.

Профессор прошёлся по оживлённо забормотавшей аудитории.

— Расскажу вам историю про пингвинов. Осенью птицы уходят от открытого моря и кромки льдов, которые легко ломаются в зимние бури. Пройдя семьдесят миль до спокойного каменного берега Антарктиды, они собираются в огромную стаю. Вокруг только лёд и камень — ни еды, ни воды. Зато друзья, любовь и страсть. Через пару месяцев возникает множество семейных пар. Мать держит на лапах огромное яйцо, кутая его в перья. Вокруг — зима, полярная ночь с редкими сияниями, пронизывающий ветер и мороз до минус восьмидесяти градусов Цельсия…

«Бр-р!» — студенты зябко передёрнули плечами.

— Уже два месяца пингвины ничего не ели! И вот изголодавшаяся мать отдаёт яйцо отцу — передача должна быть быстрой — без обогрева птенец под скорлупой замерзает за несколько секунд. Потом мать идёт к морю — поесть. Семьдесят миль по льду и трещинам; пингвины плавают хорошо, а ходят плохо. Гибель матери означает неминуемую гибель птенца — для его выживания нужны двое родителей.

Воображение унесло слушателей в ледяную ночную пустыню, где шли и гибли усталые пингвины.

— Голодный отец остаётся на посту. Одному не выжить, поэтому отцы сбиваются в плотную стаю и стоят на штормовом ветру, всё время меняясь: постоял на краю — иди в центр, погрейся. Этот подвиг мужества длится ещё два месяца! Слабые и старые замерзают вместе с нерождённым потомством. Удачливые птенцы проклёвываются и, как заведено, просят есть. Отцы сами не ели ЧЕТЫРЕ месяца! Только снег! Но они буквально отрывают от себя куски и кормят птенцов, с тоской глядя на горизонт. Они теряют половину веса, на костях остаются только кожа с перьями. И тут возвращаются сытые матери.

Эксмин был серьёзен и даже печален.

— Учёные засняли трогательную сцену, когда еле живые отцы знакомят матерей с птенцами… Пронзительное зрелище! Толпа двуногих без перьев, натурально, рыдает. Потом шатающегося от ветра отца-пингвина отпускают пообедать. До воды, где водится еда, снова семьдесят миль, и там можно встретить не только рыбу, но и зубастого морского леопарда, который тоже голоден и у которого тоже дети. Марш усталых отцов оказывается для многих смертельным, и самцы в стаях остаются в меньшинстве. Отцы-пингвины чаще матерей платят жизнью за спасение детей-птенцов. Самоотверженность сильнее равноправия…

Профессор вопросительно поглядел на Аллу, но та не нашлась, что ответить.

Джерри вышел из лифта на своём этаже башни Ордена Сов. На большом настенном экране холла вовсю кипели страсти — опять какие-то гнусные космоимперии хотели захватить Землю, а доблестные защитники человечества крошили наступающих бронированных тараканов в мелкий салат. Перед экраном, в зоне оптимальной голографической видимости сидели несколько Сов.

— Джерри, присоединяйся! Наши как раз побеждают… — позвал кто-то.

— Наши? Я болею за тараканов! — цинично сказал другой голос.

Юноша ничего не успел ответить — на него налетела однокурсница Дебби.

— Ты очень вовремя, Джерри! — Дебби перекричала даже вопли умирающих пришельцев и потащила юношу за собой, в дверь с силуэтом девочки с зонтиком.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату