Том 6. Пьесы 1901-1906

Пологий (улыбаясь). Лягушки, смею заметить, всем мешают, когда они кричат…

Михаил. Идите-ка вы в контору! Что это за привычка у вас — бросить дело и ходить жаловаться? Мне это не нравится… Идите!

(Пологий, поклонившись, идет. Полина с улыбкой смотрит на него в лорнет.)

Полина. Вот какой вы строгий! А он — смешной… Вы знаете, в России люди разнообразнее, чем за границей.

Михаил. Скажите — безобразнее, — и я соглашусь. Я командую народом пятнадцать лет… Я знаю, что это такое — добрый русский народ, раскрашенный поповской литературой.

Полина. Поповской?

Михаил. Ну, конечно. Все эти Чернышевские, Добролюбовы, Златовратские, Успенские… (Глядит на часы.) Долго же не идет Захар Иванович, ах!

Полина. Вы знаете, чем он занят? Доигрывает вчерашнюю партию в шахматы с вашим братом.

Михаил. А там после обеда хотят работу бросать… Нет, знаете, из России толку не выйдет никогда! Уж это верно. Страна анархизма! Органическое отвращение к работе и полная неспособность к порядку… Уважение к законности — отсутствует…

Полина. Но это естественно! Как возможна законность в стране, где нет законов? Ведь, между нами говоря, наше правительство…

Михаил. Ну, да! Я не оправдываю никого! И правительство. Вы возьмите англосакса… (Идут Захар Бардин и Николай Скроботов.) Нет лучшего материала для строения государства. Англичанин перед законом ходит, как дрессированная лошадь в цирке. Чувство законности у него в костях, в мускулах… Захар Иванович, здравствуйте! Здравствуй, Николай! Позвольте вам сообщить о новом результате вашей либеральной политики с рабочими: они требуют, что-бы я немедля прогнал Дичкова, в противном случае после обеда бросают работу… да-с! Как вы на это смотрите?

Захар (потирая лоб). Я? Гм… Дичков? Это… который дерется? И насчет девиц что-то такое?.. Прогнать Дичкова, разумеется! Это — справедливо.

Михаил (волнуется). Ф-фу! Уважаемый компаньон, давайте говорить серьезно. Речь идет о деле, а не о справедливости; справедливость — это вот задача Николая. И я еще раз скажу, что справедливость, как вы ее понимаете, пагубна для дела.

Захар. Позвольте, дорогой! Вы говорите парадоксы!

Полина. Деловые разговоры при мне… с утра…

Михаил. Тысяча извинений, но я буду продолжать… Я считаю это объяснение решительным. До моего отъезда в отпуск я держал завод вот так (показывает сжатый кулак) , и у меня никто не смел пищать! Все эти воскресные развлечения, чтения и прочие штуки я, как вам известно, не считал полезными в наших условиях… Сырой русский мозг не вспыхивает огнем разума, когда в него попадает искра знания, — он тлеет и чадит…

Николай. Говорить надо спокойно.

Михаил (едва сдерживаясь). Благодарю за совет. Он очень мудр, но — мне не годится! Ваше отношение к рабочим, Захар Иванович, в полгода развинтило и расшатало весь крепкий аппарат, созданный моим восьмилетним трудом. Меня уважали, меня считали хозяином… Теперь всем ясно, что в деле два хозяина, добрый и злой. Добрый, конечно, вы…

Захар (смущенно). Позвольте… Зачем же так?

Полина. Михаил Васильевич, вы говорите очень странно!

Михаил. Я имею причину говорить так… я поставлен в глупейшее положение! Прошлый раз я заявил рабочим, что скорее закрою фабрику, чем выгоню Дичкова… Они поняли, что я сделаю так, как говорю, и успокоились. В пятницу вы, Захар Иванович, сказали рабочему Грекову, что Дичков — грубый человек и вы его собираетесь прогнать…

Захар (мягко). Но, дорогой мой, если он бьет людей по зубам… и прочее? Согласитесь — этого нельзя терпеть! Мы же европейцы, мы культурные люди!

Михаил. Прежде всего мы — фабриканты! Рабочие каждый праздник бьют друг друга по зубам, — какое нам до этого дело? Но вопрос о необходимости учить рабочих хорошим манерам вам придется решать после, а сейчас вас ждет в конторе депутация — она будет требовать, чтобы вы прогнали Дичкова. Что вы думаете делать?

Захар. Но разве Дичков такой ценный человек, а?

Николай (сухо). Насколько я понимаю — здесь дело идет не о человеке, а о принципе.

Михаил. Именно! Стоит вопрос: кто хозяин на фабрике — мы с вами или рабочие?

Захар (растерянно). Да, я понимаю! Но…

Михаил. Если мы уступим им, — я не знаю, чего они еще потребуют. Это нахалы. Воскресные школы и прочее сыграло свою роль за полгода — они смотрят на меня волками, и есть уже прокламации… слышен запах социализма… да!

Полина. Такая глушь, и вдруг — социализм… это забавно.

Михаил. Вы думаете? Уважаемая Полина Дмитриевна, когда дети малы, они все забавные, но постепенно они растут, и однажды — мы встречаемся с большими мерзавцами…

Захар. Что же вы хотите делать? А?

Михаил. Закрыть завод. Пусть немножко поголодают, это их охладит. (Яков встает, подходит к столу и выпивает; потом медленно уходит прочь.) Когда мы закроем завод, в дело вступят женщины… Они будут плакать, а слезы женщин действуют на людей, опьяненных мечтами, как нашатырный спирт, они отрезвляют!

Полина. Вы ужасно жестко говорите!

Михаил. Так требует жизнь.

Захар. Но, знаете, эта мера… вызвана ли она необходимостью?

Михаил. Вы можете предложить что-нибудь другое?

Захар. Если я пойду поговорю с ними, а?

Михаил. Вы, конечно, уступите им, и тогда мое положение станет невозможным… Вы извините меня, но ваши колебания мне обидны, да! Не говоря о их вреде…

Захар (поспешно). Но, дорогой, ведь я не возражаю, я только думаю. Вы знаете, я больше помещик, чем промышленник… Все это для меня ново, сложно… Хочется быть справедливым… Крестьяне мягче, добродушнее рабочих… с ними я живу прекрасно!.. Среди рабочих есть очень любопытные фигуры, но в массе — я соглашаюсь — они очень распущенны…

Михаил. Особенно с той поры, как вы надавали им обещаний…

Захар. Но, видите ли, после вашего отъезда сразу началось какое-то оживление… то есть возбуждение… Я, может быть, вел себя неосторожно… однако нужно было успокоить их. Писали в газетах о нас… И очень резко, знаете…

Михаил (нетерпеливо). Сейчас семнадцать минут одиннадцатого. Вопрос необходимо решить; он стоит так: или я закрываю завод, или ухожу из дела. Закрыв завод, мы не терпим убытка, — я принял меры. Спешные заказы готовы, и в складах кое-что есть…

Захар. Н-да-а. Необходимо решить сейчас… я понимаю! Как вы думаете, Николай Васильевич?

Николай. Думаю, что брат прав. Необходимо твердо держаться строго определенных принципов, если нам дорога культура.

Захар. То есть вы тоже думаете — закрыть? Как это досадно!.. Дорогой Михаил Васильевич, не обижайтесь на меня… я отвечу минут… через десять!.. Хорошо?

Михаил. Пожалуйста!

Захар. Полина, я тебя попрошу, иди со мною…