Том 6. Пьесы 1901-1906

Чепурной. Ну, поговоримте пока о другом…

Лиза. Вы пугаете меня своим упрямством…

Чепурной. А вы не бойтесь… Ничего не бойтесь…

(Пауза. Около террасы ворчит Роман. Лиза, вздрогнув, смотрит в окно.)

Лиза. За что вы так нехорошо относитесь к вашей сестре?

Чепурной (спокойно). Она — дура, да еще и подлая…

Лиза. Боже мой!

Чепурной. Не буду, не буду! Вот беда человеку не иметь на языке красных слов!.. Сестра, говорите? Что ж она? Двадцати лет вышла замуж за богатого старика, — зачем это? Потом едва не порешила себя от тоски и отвращения к нему: раз ее с отдушника сняли, — повесилась… а то еще нашатырный спирт пила… Вот — умер он, — она теперь и бесится.

Лиза. Может быть, вы сами виноваты, зачем не поддержали ее?

Чепурной. Может, виноват, а может, и поддерживал…

Лиза. Но казнить ее за это…

Чепурной. А я не только за это. Вы вот не понимаете, зачем она сюда ходит… а я понимаю…

Лиза. Не развивайте мне ваших догадок! Вы лучше подумайте, кто дал вам право быть судьей ее?

Чепурной. А вам кто дал право судить людей? И все люди пользуются этим правом без разрешения… Не судить, как не есть, невозможно для человека…

Мелания (выходит, взволнованная, за ней Протасов). Павел Федорович… я понимаю, но — неужели это правда?

Протасов. Ну, да. Все — живет, всюду — жизнь. И всюду — тайны. Вращаться в мире чудесных, глубоких загадок бытия, тратить энергию своего мозга на разрешение их — вот истинно человеческая жизнь, вот где неисчерпаемый источник счастья и животворной радости! Только в области разума человек свободен, только тогда он — человек, когда разумен, и, если он разумен, он честен и добр! Добро создано разумом, без сознания — нет добра!

(Быстро выхватывает часы, смотрит.) Но, вы извините… я должен идти… да, пожалуйста… черт возьми! (Уходит.)

Мелания. Если б вы слышали, что он говорил там… как он говорил! Мне говорил, одной мне, Мелании Кирпичевой, да! Первый раз в жизни со мной так говорили… о таких чудесах… со мной! Борис — смеется… ну, что же, Борис? (Со слезами в голосе.) Я ведь не говорю, что поняла его мысли, разве я говорю это? Я — дура… Лизавета Федоровна, я смешная? Голубушка моя… вы подумайте: живешь, живешь, так как-то, точно спишь… вдруг — толкнет, откроешь глаза — утро, солнце — и ничего не видишь сразу-то, только свет! И так вздохнешь всей душой, такой радостью чистой вздохнешь… Точно заутреня на пасху…

Чепурной. Да чего ты?

Лиза. Выпейте чаю… сядьте! Вы так взволнованы…

Мелания. Тебе не понять, Борис! Нет, спасибо… не буду чаю… я уйду. Вы меня извините, Лизавета Федоровна… я вам нервы расстроила! Я пойду… до свидания! Вы скажите ему, — ушла, мол… благодарит, мол… Радость вы моя, какой он светлый… чудный какой! (Уходит в дверь на террасу.)

Чепурной. Чего она? Не понимаю…

Лиза. Я — понимаю. Когда-то и на меня

Павел действовал вот так же… Говорит, и с моих глаз, с мозга точно пелена спадает… так ясно все, так стройно, загадочно и просто, ничтожно и огромно! А потом я узнала настоящую жизнь, полную грязи, зверства, бессмысленной жестокости… душу мою охватил страх и недоумение… и вот тогда я попала в больницу…

Чепурной. Вам бы не вспоминать об этом… Что ж больница? Была, и нет ее…

Лиза. Будет.

(На террасе — Елена и Вагин.)

Чепурной. Кто-то идет… ага! Елена Николаевна… И художник… Пора уже мне уходить…

Елена. А, Борис Николаевич! Павел у себя, Лиза? Налей мне, пожалуйста, чаю… (Идет к мужу.)

Чепурной. Чего вы такой бледный и взъерошенный, Дмитрий Сергеевич?

Вагин. Разве? Не знаю! Как ваши успехи в живописи, Лиза?

Лиза. Я сегодня не писала…

Вагин. Жаль. Краски успокаивают нервы…

Чепурной. По вас того не видно…

Вагин. Не все, конечно…

Лиза (вздрогнув). И — не красная…

Чепурной. До свидания… пойду! Пойду на речку раков ловить. А потом сварю их и буду есть, пить пиво… и курить. Да не провожайте, Елизавета Федоровна, я еще ворочусь… завтра же. (Елена выходит.) До свидания, Елена Николаевна!

Елена. Уходите? До свидания…

(Чепурной и Лиза уходят.)

Вагин. Он занят?

Елена. Да… Скоро придет…

Вагин. Все возится со своей нелепой идеей создать гомункула…

Елена. Какой тон… стыдитесь!

Вагин. Но если меня раздражает эта дрянная мыслишка педантов! И простить ему отношение к вам я не могу. Это чудовищно…

Елена. Я готова раскаяться в том, что позволила себе быть откровенной с вами…

Вагин. Вы должны быть свободным человеком, и того, кто вас не ценит, вы не должны щадить…

Елена. Я так и сделаю… вы увидите!

Вагин. Когда? Чего вы ждете?

Елена. Мне нужно знать, какое место занимаю я в душе его…

Вагин. Никакого!

Елена (с тонкой улыбкой). Если это так, это хорошо. Тогда все решается просто: я не нужна ему, — я ухожу. А если нет? Если его любовь только утомлена, отодвинута в глубину его души силой идеи, охватившей его? Я уйду от него, и вдруг в его душе снова вспыхнет…

Вагин. Вам этого хочется? да?

Елена. Вы понимаете, какая драма ждет его? А я — ненавижу драмы.

Вагин. За него ли боитесь вы?

Елена. Я не хочу мешать ему жить…

Вагин. Вы рассуждаете — значит, вы не хотите. Желая сильно, не рассуждают…

Елена. Звери. Не рассуждают — животные. А человек должен поступать так, чтоб на земле было меньше зла…

Вагин. Приносить себя в жертву долгу и прочее… На вас дурно влияет Лиза с ее кислой философией…

Елена. Зло — противно. Страдание — отвратительно… Я считаю страдание позором для себя, и нечестно, некрасиво причинять страдание другим.

Вагин. Как вы рассудочны!.. Но все же вашим языком говорит душа рабыни… Вы приносите себя в жертву — кому? Человеку, который разлагает жизнь на мельчайшие частицы в тупом стремлении найти ее начало! Нелепая идея! Он служит черной смерти… а не свободе, не красоте и радости.