Ольга. Он упивался мечтами, она шампанским, и всё шло благополучно, — так начала бы я рассказ, если б умела писать.
Богомолов. Попробуй.
Ольга
Богомолов
Ольга. Подумай.
Богомолов. Зачем же? Разве…
Ольга. Всё может быть.
Богомолов. Ты шутишь, Оля.
Ольга. Да.
Богомолов. Шутишь, я уверен. Хотя…
Ольга. Что — хотя?
Богомолов. Не умею сказать.
Ольга. Если сказано — хотя, так значит, ты не очень уверен… Не очень! Ну… это хорошо. Спасибо. Поцелуй меня.
Богомолов. За что же спасибо?
Ольга. Пойми.
Богомолов
Ольга. О, конечно, нервы…
Верочка. Ольга Борисовна легла спать? Вот ей цветы от Никона Васильевича. Подайте, Дуняша.
Богомолов
Верочка. Жалею.
Богомолов
Верочка. Я? Как вы знаете?
Богомолов. Мне Стукачёв сказал.
Верочка. Не всё ли вам равно?
Богомолов. О, боже мой. Вот не ожидал, что вы так ответите.
Верочка. А чего вы ожидали?
Богомолов. Не знаю. Меня это поразило. Такое прекрасное утро, всё так ярко, празднично, вы такая юная, красивая, так ласково встретили меня, и вдруг является лакей и говорит с улыбкой дурака: «А она плачет!» Ужасно нелепо.
Верочка
Богомолов. А меня, представьте, целое утро угнетают эти ненужные слёзы.
Верочка
Богомолов. Добрый? Нет, не думаю. Просто мне всегда хочется видеть людей спокойными, весело деятельными.
Верочка
Богомолов. Мне всегда хочется видеть всех счастливыми, а главное — уверенными в себе. Это органическая потребность у меня. О чём же вы плакали?
Верочка. Глупые девичьи слёзы.
Богомолов. Вам полюбить хочется, да?
Верочка
Богомолов. Послушайте — любите! Не ждите с этим, это самое лучшее в жизни, поверьте мне. Только любя, мы живём. Вот — полюбите Ладыгина.
Верочка
Богомолов. Нет, серьёзно! Вы не смущайтесь предрассудками, не думайте о последствиях, последствия любви всегда одни и те же — новый человек! Я говорю не о ребёнке, а о людях, которые любят, ведь это чувство обновляет душу, делает людей иными, лучше, красивее… Вы понимаете…
Верочка
Богомолов
Верочка
Богомолов
Ладыгин
Ладыгин
II действие
Лунная ночь. В саду, под группой деревьев, стол, на нём большая чаша для крюшона, бокалы. Плетёная мебель. В нишах кустарника удобные скамьи. У стола Букеев и Жан. Оба выпивши. Букеев возбуждён, Жан настроен лирически.
Жан. Да-а, Ольга Борисовна — женщина, достойная героических усилий. Ты прекрасно выбрал, Никон!
Букеев. Я — выбрал? Это чёрт выбирает для нас. Если б ты знал, как я хочу её… эх!
Жан. Это, брат, видимо, последняя твоя женщина. Последняя женщина, как сороковой медведь для охотника, — опаснейшее приключение! Держись твёрдо!
Букеев. Это не приключение, а — быть или не быть?
Жан. Я понимаю. Хотя я и скептик, но сердце у меня есть, и я, брат, умею чувствовать и дружбу и любовь.
Букеев. Что же делать с этим дураком?
Жан. Не торопись. Придумаем.
Букеев. Иногда мне убить хочется его.
Жан. Ну-ну, зачем так грубо? Можно найти другой приём. Ты вот что пойми: красивая женщина или распутна или глупа, таков закон природы. Ольга Борисовна не глупа, значит, она должна быть…
Букеев. Заврался ты…
Жан. Друг мой, я — скептик, я не могу иначе. Для скептиков, как известно, нет ничего святого.
Жан. Давай выпьем кофейку. Стукачёв, притащи-ка ещё финьшампань