Глинкин. Ерунда! Обман! Она сама выдумывает эти вещи…
Бобова. Вещь, сударь мой, нельзя выдумать, её надо сделать. И без обману нельзя. Все любят обмануты быть, лишь бы хорошо обманули.
Яковлев. А вот — жена…
(Полина прячет руки за спину, отступив.)
Стогов (кланяется ей). Так вы позвольте мне смерить там, — нет ли у вас рулетки или аршина?
Яковлев. Полина…
Полина (села на стул). Нет.
Яковлев. Как — нет?
Наташа. Аршин у меня в комнате. (Полина не двигается.)
Яковлев. Ты слышишь?
Наташа (идёт). Я принесу.
Яковлев (жене). Ты — что?
Полина (тихо). Устала…
Яковлев. Ну… все устали!..
Наташа (подавая аршин). Извольте.
Стогов (кланяясь). Благодарю.
Яковлев. Может — помочь вам, а?
Стогов. Нет, не беспокойтесь, я сам… (Ушёл.)
Яковлев. Ну, — похоже, что хороший постоялец, видимо — со средствами. Вот я забочусь обо всех, как лучше, покойнее, а вы…
Наташа. «Аббат, мы это слышали». (Идёт в магазин.)
Яковлев (жене). А ты чего сидишь вороной? Убирай дом скорее.
(Полина встаёт.)
Глинкин (иронически). Ха-арошенькое обращение с женщиной!
Яковлев. Вы, Тихон… эх, грешить не люблю! (Уходит в магазин, сердито ворча.)
Глинкин (осматривая стены). Ни одного зеркала — нельзя даже понять, существуешь ты или нет? (Идёт наверх.)
Бобова (когда Глинкин скрылся). Экой бездельник, экой прохвост, а? А ты, Палагея Петровна, нехороша сегодня, — что это ты?
Полина (идёт в кухню). Где же Клавдия?..
Бобова. А она за нафталином побежала. (Подходит к окну, делает знаки, оглядывается.) Тсс… тсс…
Стогов (в окне). Ну, что?
Бобова. Ладно ли дело-то?
Стогов. Квартиру снял. Что это за дурак, зять этот?
Бобова (складывая пальцы в кулак). Так, щеночек, он у меня в горсти.
Стогов. Никого нет?
Бобова. Позвать её, что ли?
Стогов (скрываясь). Да, скорее.
(Бобова идёт в кухню, по дороге заглянув в магазин; Стогов является из двери со двора, почти в ту же минуту из кухни вышла Полина, смотрит на него со страхом, он усмехается.)
Полина (тихо, испуганно). Зачем вы пришли? Зачем?
Стогов (говорит тихо, с лёгкой усмешкой, трудно понять — серьёзно или шутя). Я вчера, на улице, и тогда, в церкви, сказал, что не отстану, найду, — вот и нашёл.
Полина. Прошу вас — уйдите!
Стогов (усмехаясь). Не надо притворяться, Поля!
Полина. Что вам нужно от меня? Кто вы для меня?
Стогов (всё так же, с усмешкой). Судьба, хозяин твой, влюблённый человек…
Полина. Я вас не знаю, я не хочу…
Стогов. Я — твоя судьба, ты — моя. (Подходит ближе к ней, говорит негромко.) Оказалось, что у меня есть что-то похожее на совесть, Поля.
Полина. Нет!
Стогов. Есть что-то… Может быть, это — от бессонницы, может быть — от скуки. Одним словом — ты мне нужна, и я пришёл за тобой…
Полина. Нет! Не смеешь… не можешь ты! Ты! Из-за тебя я сидела в тюрьме, меня судили, позорили… из-за тебя!
Стогов. Но ведь тебя оправдали.
Полина. Молчи!
Стогов. О том, что всем известно? Зачем же? Я знаю, что ребёнок родился мёртвым, проклятая бабка сказала мне. Но, — она не вовремя умерла, а я, как тебе известно… впрочем, я не оправдываюсь.
Полина. Зачем ты пришёл? Зачем?
Стогов. Я сказал — за тобой.
Полина. У меня — муж. Он пожалел меня тогда ли — на суде…
Стогов. Иной раз пожалеть выгодно.
Полина. Третий год я живу…
Стогов. Живёшь? Разве?
Полина. Не смей!
Стогов. Ну, перестань!
Полина. Христом богом прошу — уйди!.. Не могу Я. - ничего не могу…
Стогов (хмурясь, спокойно). Чему быть, того не миновать…
Полина (прислонясь к двери). Кто ты такой?
Стогов (серьёзно). Полина, я смотрел, как ты молилась в церкви, не один раз смотрел. В твои годы так молятся, когда хотят согрешить, но — боятся. Я, знаешь, даже испугался за тебя. Пойми — это верно! Испугался!
Полина. Врёшь! Ты врёшь… Ну, если ты добрый человек — уйди же! Я прошу.
Стогов (усмехаясь). Грешница ты — в мыслях, и — я ведь знаю — очень любишь грех, очень ждёшь его.
Полина. Нет. Неправда! Не хочу!
Стогов. Брось — меня не обманешь. (Почти с восхищением.) Ты очень сильная женщина, Поля, ты — настоящая. Как ты согнула себя, ты, такая гордая, а? Я не узнаю тебя… Удивительно это! Но то, что ты считаешь грехом — не грех, а — обязанность, это — твой долг. Пойми! Раньше ты ведь знала, что это твой долг и радость твоя, — знала! Это в тебе не могли убить, не притворяйся. (Громко и деловито.) Так вот, хозяйка: сейчас же я пришлю плотника. (Шепчет ей.) Отвечай мне, ну!
Полина. Хорошо. Да. Прощайте.
(Из двери магазина идёт Кемской, человек лет 60-ти, весь неприбранный, одичавший, с неподвижной гримасой на лице. Одет в парусиновый балахон-пыльник, на голове — выцветшая судейская фуражка, в руках — пара уток.)
