В начале 1968 года, идя навстречу семидесятилетию русского футбола, журнал провел встречу ветеранов этой игры – тех, кто был ее пионерами у нас в стране. На призыв, к нашей огромной радости, откликнулись многие: даже из Ленинграда приехала делегация «гвардейцев». За праздничный, шумный стол уселось несколько десятков человек.
Председателем этого необычного, очень волнительного собрания мы единодушно решили назначить Василия Павловича Бутусова.
– Как первого капитана первой нашей олимпийской команды и старейшего футболиста страны, – объявил я.
Знаменитый капитан попытался что-то возразить, но церемония была уже продумана, решение объявлено… Встреча подходила к концу, когда Василий Павлович затащил меня в какой-то угол и сказал, заметно волнуясь:
– Понимаете, произошла досадная ошибка. Старейший футболист вовсе не я. Здесь был Сысоев. Сам Сысоев. Валька может обидеться.
– Какой Сысоев? Почему обидеться? – развел я руками.
– Как, вы не знаете Сысоева? Да это же целая страница – и еще какая интересная – нашей российской футбольной жизни.
– Да где же он?
Только что ушел. Устал, вероятно. Ведь ему уже за восемьдесят. Но вы обязательно познакомьтесь с ним. Не человек – легенда.
– Непременно познакомлюсь! – воскликнул я с жаром. И вот уже наведены необходимые адресные справки, мы созваниваемся по телефону и договариваемся с Валентином Васильевичем о встрече.
Еще раз проверяю записанный в блокноте адрес: «Спартаковская, дом 4, квартира 3». Да, это здесь. Нажимаю кнопку звонка. Дверь открывает худощавый, собранный, или, как у нас говорят, подтянутый, энергичный мужчина. Живые, блестящие, удивительно приветливые глаза. Прикидываю возраст: лет пятьдесят пять-шестьдесят – не больше. А может быть, и меньше. Смущает только белоснежная седина на голове.
– Можно пройти к Сысоеву? – спрашиваю его. Мужчина весело, даже озорно улыбнулся и, взяв меня под руку, любезно провел по коридору в комнату – просторную комнату, залитую солнечным светом.
– Сысоев живет здесь, – сказал он нарочито медленно, – а я и есть он самый.
– Вы? – искренне и, вероятно, вовсе некстати удивился я. А впрочем, чего ж тут странного: идя на встречу с ветераном футбола, которому уже пошел девятый десяток лет, я, естественно, ожидал увидеть несколько иного человека. Ведь время не щадит никого. И, видно, не веря в то, что есть люди, умеющие убегать от времени, я переспросил еще раз:
– Вы тот самый Сысоев, что играл за сборную Москвы и России на заре века?
– Совершенно верно, – последовал ответ. – Тот самый. А что, собственно, вас привело в замешательство? Не похож? Или вы думали, что я уже старая развалина и не могу без посторонней помощи слезть с печки?
Ему, вероятно, было весело, интересно наблюдать мою растерянность, мое недоумение. Ему, наверно, в то же время доставляло удовольствие чувствовать, что выглядит куда моложе своих лет, что он по- прежнему бодр, здоров и может вести себя на равных с любым. Он хлопотал возле буфета, суетился, доставал и клал на стол один альбом за другим, находил старые газеты и журналы, которые я, по его словам, обязательно должен был прочесть.
В комнате мы были не одни: у стола, подобострастно поглядывая на хозяина и счастливо повизгивая, бегала Галька – отменная, породистая собачка, у которой шея и грудь были закрыты большими золотыми медалями. Хозяин был, видимо, очень привязан к этому существу, то и дело трогал ее по аккуратно разглаженной спинке и приговаривал:
– Не волнуйся, Галька, скоро мы с тобой гулять пойдем. Скоро…
Внезапно прервав эти обещания, он снова резко повернулся ко мне и объяснил:
– Не примите эту собачку за чудачества бездельника пенсионера. Да, я люблю животных, но Галька для меня гораздо больше, чем атрибут быта. Она мой тренер.
– Тренер? – посмотрел я на него более чем выразительно.
– Тренер, – невозмутимо продолжал Валентин Васильевич. – Понимаете, и сейчас я очень люблю и могу побегать. Но делать это в моем возрасте одному небезопасно. Вон ведь и вы удивляетесь. А другие и вовсе за ненормального примут.
Я сделал движение, желая как-то сгладить впечатление, которое произвел в первые минуты знакомства, но Сысоев не остановился:
– Нет, давайте называть вещи своими именами. Хотя физкультура у нас все больше входит в быт, вид восьмидесятилетнего старика, продвигающегося трусцой по улицам центра, на любого навеет мысль о неполадках с разумом. Ну, вот я и не желаю дразнить людское воображение. Но тогда, значит, надо отказаться от любимого занятия?
Он смотрит на меня весело и лукаво, я на него – непонимающе.
Валентин Васильевич чувствует, что дал мне непосильную задачу, потирает от радости руки и объясняет:
– Вот тут-то и приходит на помощь Галька. Выходим. Я отпускаю поводок свободно, Галька пускается бегом, я за ней. Так мы продвигаемся по парку, что у нас на Разгуляе, километра два-три – делаем несколько кругов. Отдохнем – и второй круг бежим. Вот так-то.
Я представил себе картину этих прогулок и радостно улыбнулся: поистине счастлив человек, у которого такая старость. А потом, в ходе нашей беседы, затянувшейся на весь день, я узнал многое о его не менее радостной молодости.
…Детство Вали Сысоева совпало с рождением и детством нашего футбола. С этой игрой связаны самые
