камней и шестами с развевающимися на них грязными тряпками и какими-то блестящими бирюльками (это означало, что здесь умер какой-то святой человек или дервиш).
Среди этого живописного восточного бедлама мы старались держаться вместе. На нас, казалось бы, никто не обращал внимания, однако стоило обернуться – все смотрели вслед: кто с интересом, кто с любопытством, кто с недоброй усмешкой, а кто и с открытой ненавистью. Вообще-то, это не очень приятно, когда за тобой так наблюдают и когда все вокруг непонятное, чужое, враждебное.
Мы были одеты в гражданское: брюки, рубашки навыпуск. За поясом под ремнем – пистолет Макарова (восемь патронов в обойме, девятый – в стволе), в кармане запасная обойма и граната, в сумке или портфеле – еще две-три гранаты.
В случае чего мы могли бы дать неприятелю на месте сильный отпор. Наверное, афганцы этот наш настрой чувствовали, поэтому нас никто не задевал, а наиболее рьяные противники пребывания советских граждан в Афганистане вообще и на Грязном рынке в частности просто отводили глаза или отворачивались, хотя некоторые скрипели зубами и что-то недовольно бормотали себе под нос.
Тем не менее мы чувствовали себя в этом гадюшнике достаточно уверенно и независимо.
Мы не были обременены весьма ныне распространенным среди русских людей национальным или религиозным комплексом неполноценности. И мы не были верующими православными христианами в полном смысле этого слова. Но, оказавшись в чуждой среде, мы ими себя вдруг почувствовали. Здесь, наверное, в действие вступали уже некие генные категории русского человека. Да. Мы гордились тем, что мы – русские. Мы инстинктивно осознавали, что на основе чуждой для нас веры и обрядности сформирован иной тип человека, совершенно отличный от нашего. И что, хоть живем мы с этими людьми зачастую рядом, они совершенно иные, внутренне совсем не похожие на нас. У них другой образ мышления. Они исповедуют иные ценности, их понятия о морали, нравственности, чести и порядочности, мотивация их поступков значительно отличаются от наших. Даже сказки, на которых воспитываются здесь дети, иные, совершенно непохожие на наши. Например, самый распространенный сюжет: молодой юноша полюбил девушку, а ее родители были против. Тогда юноша ночью пробрался в дом невесты, зарезал ее родителей, похитил возлюбленную и увез ее в горы. Тогда братья невесты по закону кровной мести зарезали родственников юноши-жениха... А родственники юноши зарезали оставшихся в живых родственников невесты. И так до бесконечности все друг друга режут и убивают. Вот такие сказки.
Конечно, подходить к ним с нашими нравственными мерками было по меньшей мере неразумно, а по большому счету – бессмысленно. Однако мы отлично осознавали, что эти люди имеют полное право жить по своему укладу и правилам. Так же, как и мы – по своим. И все-таки они были для нас чужими, непонятными, а потому – враждебными.
Но мы их не боялись! И они это понимали... Они чувствовали нашу силу, не только чисто физическую, но и моральную. Видимо, от нас исходила ощутимая аура уверенности, силы, решимости. Именно поэтому даже самые ярые отводили глаза и уступали дорогу, хотя среди них наверняка было полно ухарей, которые с удовольствием распластали бы нас ножами и, подвесив, как баранов, содрали бы с нас – иноверцев, которые их не боятся, – шкуру.
Солнце стояло в зените. Я взглянул на часы – было десять минут первого. Именно в этот момент внезапно где-то далеко раздался взрыв, потом еще один, затем послышались отдаленные звуки автоматно- пулеметной перестрелки. Басовито и раздельно пророкотал КПВТ бэтээра. Базарный люд на секунду застыл, вслушиваясь, а затем все пришло в движение: народ стал разбегаться, прятаться. Началась паника. Рядом с нами вдруг упал на землю и, с пеной у рта, забился в судорогах юродивый. Завизжали женщины.
Мы бросились к машине. Что случилось? Почему стрельба? Нападение духов или... Переворот?
Да, это была попытка переворота.
Как потом выяснилось, этот нарыв уже давно зрел в афганской бригаде специального назначения, расположенной на окраине Кабула в крепости Бала-Хисара. Бригада спецназа, по сравнению с другими подразделениями местных вооруженных сил, была неплохо подготовлена и достаточно хорошо вооружена. Толковые офицеры, физически крепкие солдаты, с голоду никто не помирал. В чем же дело?
А дело было в том, что новый режим слишком стремился к сплошной и скорейшей победе социализма, а также к условно-досрочному (в рекордно короткие сроки!) привитию местным людям коммунистической идеологии. Дело дошло до преследования мулл. Кое-где их даже стали расстреливать. Начали прикрываться мечети. Народ лишали религии, а значит – идеологии, той, которая веками владела не только умами этих людей, но и определяла порядок их жизни, взаимоотношений в семье и друг с другом.
Вместо мулл появились комиссары-политработники, которые заставляли людей заучивать совсем другие идеи и ценности.
Противники режима Тараки умело использовали неуклюжие попытки властей по перевоспитанию населения и вели активную контрпропаганду, зерна которой падали в весьма благодатную почву и давали хорошие всходы. Армейская среда не была исключением.
А вдобавок ко всему – офицеры! Они почти все были из знатных и богатых родов и кланов землевладельцев. А землю-то национализировали! На армейское жалование особо не проживешь, тем более, в стране свирепствовала инфляция, цены росли с каждым днем. Крути не крути, а офицерство здорово обидели. А из Союза уже возвращались отучившиеся на краткосрочных офицерских курсах молодые партийцы: напористые, активные, жадные до власти и должностей. Они вытесняли старое офицерство. Да и в среде новых офицеров были серьезные разногласия: одни, кто победнее, симпатизировали «Хальку», другие были за «Парчам».
Как обычно, мятеж начался со стихийного митинга, после которого перебили комиссаров и активистов. Потом кто-то кинул клич идти на Кабул, штурмовать Дворец Арк и свергать Тараки. Вскрыли склады, вооружились, заправили горючим и боеприпасами бронетехнику. Некоторые, прихватив оружие и сколотившись в группы, отправились в город сводить личные счеты с обидчиками, порезвиться в дуканах. Вблизи Бала-Хисара начались грабежи, перестрелки. Однако кому-то из партактива удалось спастись, ускользнув от расправы. Власти были предупреждены. Кабул спешно готовился к обороне.
От Грязного рынка до посольства мы долетели по вмиг опустевшим улицам за пять минут.
Здесь уже готовились к обороне. Были данные о том, что часть мятежников якобы была намерена штурмовать наше посольство, так как, по их мнению, именно «советские были во всем виноваты». Резидентура получила сведения о том, что к мятежникам могут присоединиться затаившиеся в городе вооруженные «духи» (в те времена их звали – «ихван», что на дари вроде бы означает «враг»).
План обороны посольства нами был разработан заранее, каждый из нашего отряда знал свое место, свой сектор обстрела и свой маневр на любой случай. Заранее оборудованные и обжитые нами огневые ячейки на крышах посольских зданий и в некоторых других местах полностью перекрывали все возможные направления появления противника.
Мы забежали в нашу казарму, быстро переоделись в форму, прихватили оружие, боезапас, бинокли и – после короткого и энергичного инструктажа – по своим местам.
Крепость Бала-Хисар была построена в незапамятные времена на другом, противоположном от нас северо-западном конце города. Во время рекогносцировок мы объезжали этот объект: крепость стояла на господствующей над городом высоте, старые, но достаточно еще крепкие стены с бойницами, винтовая дорога вверх. Кругом посты, однако с северной стороны, там, где старое кладбище, постов не было, да и стены пониже, местами с проломами.
С нашего балкона я мог разглядеть в бинокль смутно виднеющиеся светло-коричневые стены Бала- Хисара. Там что-то горело, и в безветренном небе медленно поднимались и нехотя таяли столбы дыма. Слышалась отдаленная стрельба.
Нам в поддержку было выделено афганское пехотное подразделение, усиленное тремя танками. Афганцы должны были держать оборону по внешнему периметру, а мы – по внутреннему.
Когда афганцы прибыли, мы с удивлением обнаружили, что танки у них наши – «тридцатьчетверки» (броня крепка, и танки наши быстры!). Вот это да! Это ж исторические экспонаты, да еще на ходу! Чудеса, да и только.
Афганцы стали окапываться. Взглянув вниз, я увидел, что несколько пехотинцев роют себе окопы на
