есть двуличные политики и ни на что не годные администраторы, деятельность которых подрывает веру в победу, подтачивает силы у смелых… Благодаря бдительности Нельсона и Корнваллиса, французы пока еще не пытались предпринять вторжение в Англию. Слава Богу.
Но зато объединенный флот Франции и Испании еще полон сил, и поэтому опасность не миновала. Нельсон ходил искать этот флот аж до Вест-Индии и обратно, но никого не нашел. Теперь он сидит в Средиземноморье, но никак не может вызвать их на бой. По мере того, как эта война затягивалась, лишения, сопряженные с ней, все увеличивались. Порой в городах наступал голод, голодные жители поднимали бунты. Пресса совсем обезумела в последнее время. Патриотизм все больше и больше перемежается с горечью и недовольством. Казалось, этому не будет конца. У всех людей на сердце накапливалась тяжесть…
Хотя в эту минуту у немногочисленной католической паствы зародилось что-то вроде новой надежды, которая была непосредственно связана с тем спокойствием, что удается поселить на время в сознании только усилием воли. Это не была какая-то ясная вера. Просто надежда.
В такие времена воскресные мессы в Торрском аббатстве были незабываемыми событиями. Аббат де Кольбер, капеллан аббатства и духовный лидер тех, кто приходил сюда по зову веры, был способен из каждой службы сделать явление, которое глубоко отпечатывалось в душах тех, кого ему приходилось благословлять Божьим словом. Каждая из знакомых молитв произносилась удивительно красивым голосом и от этого взлетала музыкой, а опускалась светом. Молитва поселяла в душах верующих новый покой, новую веру. Сила любви аббата передавалась людям, освещала их души. Когда аббат служил мессу, казалось, в этом мире все красиво и нет ничего черствого, тупого…
С одной стороны, верующие сами удивлялись этому, ибо в жизни аббат выглядел именно сухим и черствым сухарем, а не человеком. Он был настолько аскетичен, что, казалось, не имеет отношения к миру живого. Словом, малопривлекательный человек… Но люди искушенные как раз ничему не удивлялись. Видя, как преображается во время службы аббат, эти люди чувствовали, что внутри него горит какой-то потаенный огонь, который и делает его совершенно другим, который заставляет его словно бы светиться изнутри золотистым свечением.
Но и те, кто любил аббата, и те, кто его не любил, прекрасно понимали, что этому человеку открыто то, что может быть открыто только существу высокого порядка.
Они стояли сейчас в приемной и переговаривались между собой, но как только за их спинами раздался тихий стук его шагов, все это тотчас услышали, потому что ждали. Разговоры тут же были прекращены, и все инстинктивно обернулись в сторону вошедшего. Проходя мимо людей, аббат всем холодно улыбался. Вот он поклонился сэру Джорджу и склонился к руке леди Кери. Она пригласила его на обед. Он вежливо, но твердо отказался… Манеры его походили на версальские манеры двадцатилетней давности. Они были четко выдержаны и словно обернуты в ледяную оболочку… Аббат был, как всегда, безупречно одет в простое черное одеяние. Нет, на нем не было сутаны и белых полосок священника — обычный сюртук и белый широкий шарф. Он говорил, что одеяние католического священника привлечет к себе слишком много внимания в такой упрямо-протестантской стране, как Англия, а быть в жизни центром внимания ему претило, как ничто другое.
Как-то в минуту откровения он с горечью проговорился сэру Джорджу о том, что хотел бы быть отшельником в келье. Только такой образ жизни позволит достичь полного уединения от рода человеческого, что являлось целью всех его стремлению. В ответ на это сэр Джордж холодно ответил, — холодно потому, что он недолюбливал людей, которые недолюбливали род человеческий (кстати, тот же грешок частично водился и за самим сэром Джорджем), — что аббат недалеко ушел от своей мечты. Действительно, место его жительства, — маленький коттедж, состоявший лишь из спальни и кабинета, и выходивший окнами на пустынную лужайку, — было местом весьма и весьма уединенным. Аббат ответил на это, что лужайка не обеспечивает такой степени отгороженности от мира, какой он жаждет. Порой эта лужайка превращается в страшно шумное место. Особенно, когда начинаются соревнования по борьбе, традиционные для Девоншира. Трудно в такие дни сосредоточиться на работе человеку, который посвятил себя литературным занятиям.
В дни своей ссылки аббат и вправду предавался тому, что писал книги. Причем настолько трудные для восприятия и научные, что понять их могли лишь люди, равные ему по учености, а аббат был весьма и весьма учен. Таких людей нашлось бы не больше десятка в Англии да еще с десяток по всей Европе. Когда он не служил мессы и не писал, то совершал долгие и уединенные прогулки, а когда не занимался и этим, то молился.
Его история была известна знакомым-эмигрантам лишь в самых общих чертах, не больше, так как аббат не любил распространяться о своей прошлой жизни. Он был третьим сыном графа де Кольбера. Детство, да, очевидно, и юность в родительском замке прошли беззаботно и счастливо. Юношей его послали служить в знаменитый полк, где в возрасте двадцати пяти лет де Кольбер уже получил звание полковника. Притом он провел немало времени при самом блестящем королевском дворе в мире. Он был весьма талантливым и одаренным человеком, с задатками большой личности, наделенной недюжинным умом. Но эта одаренность, похоже, присутствовала в де Кольбере даже в избытке. Не было при французском дворе человека более экстравагантного, чем полковник де Кольбер.
Жил он тогда во Франции, но побывал со своим полком и в других странах. В службе преуспел. Жизненная энергия везде делала его неизменно популярным человеком. Он был огнем, у которого грелись окружающие его люди. Когда же наступили тяжкие времена расплаты за счастливую юность, за аристократическое происхождение, жизненная сила все еще била в нем через край. Он не присоединился к первой волне эмиграции, которая хлынула из Франции под предводительством графа Д'Артуа после падения Бастилии. Не присоединился и ко второй волне. Он продолжал служить королю до тех пор, пока это было еще возможно, а затем поехал домой, чтобы защитить родителей. Поговаривали, что когда к замку подступила чернь с тем, чтобы сжечь аристократическое логово и умертвить его обитателей, он дрался, как лев, до тех пор, пока не упал раненый. Его спас и укрыл деревенский кюре.
Когда же де Кольбер возвратился к жизни, то обнаружил, что все его близкие перебиты и он остался на свете совсем один. Он стал беглецом в своей родной стране. Во время своих скитаний повстречал женщину, которую полюбил. Кто была эта женщина, женился ли он на ней… всего этого паства Торрского аббатства не знала. Было известно только, что им двоим удалось бежать из Франции и когда они достигли английских пределов, у них появился ребенок, который заново вдохнул искру счастья в их излученные души. А потом эта женщина и ребенок умерли. Граф уехал в Ирландию. О годах, которые он провел в этой стране, не было известно ровным счетом ничего. Кроме того, что именно там он принял духовный сан. Два года назад он появился в Торкви. От этого человека с тяжелым взглядом веяло холодом, но на паству местных католиков аббат де Кольбер произвел самое сильное впечатление.
Это было все, что знали о нем в округе. Сам он эту информацию ни разу не подтверждал и никому не предоставлял. Буквально по крохам была она собрана одной весьма энергичной эмигранткой, одной из тех занятых и суетных леди, которых хлебом не корми, дай только как следует порыться в жизни близких знакомых, вывернуть их судьбы наизнанку, не оставив беднягам ни одной щелки, в которую можно было бы спрятаться от досужих поисков любопытной дамы.
Правда, считалось, что в отношении аббата де Кольбера усилия этой дамы не увенчались успехом. В его истории, составленной ею, было слишком много белых пятен, которые, очевидно, и скрывали информацию о том, каким образом молодой и беззаботный версальский аристократ и вояка мог превратиться в таинственного и преждевременно постаревшего аббата… Любопытная дама была уверена в том, что отец де Кольбер на самом деле гораздо моложе, чем выглядит. По ее прикидкам, ему не было еще и пятидесяти.
Выглядел же он на все шестьдесят.
Он шел по приемному холлу, прощаясь то с одним, то с другим членом своей конгрегации с почти королевской беспристрастностью, говоря каждому от силы два-три слова… За исключением, пожалуй, лишь миссис Лорейн. Эта весьма пожилая леди всегда привлекала внимание аббата своей душевной красотой и достоинством. Она была вдова, двое сыновей ее погибли в Индии. Несчастная женщина жила в одиночестве в маленьком домике недалеко от церкви Торре, но никогда ни на что не жаловалась, что нравилось аббату. Несмотря на свой ревматизм, несмотря на стесненные материальные обстоятельства, несмотря на любую непогоду, она всегда появлялась на воскресной мессе. По бедности своей миссис
