девочке признаки замечательного ума и красоты. Этого можно было ожидать, думал Шарль, так как с обеих сторон она получила прекрасное наследство. Они назвали девочку Марией-Терезой.
Они не могли позволить себе держать для ребенка няню и поэтому выезжали очень мало, проводя вечера за чтением. Чтобы не огорчать жену, Шарль посещал церковь, хотя и не стал очень набожным католиком. Чтобы порадовать Терезу, он читал сочинения христианских богословов, в то время как она, чтобы доставить удовольствие ему, изучала греческий и давала ему возможность ознакомить ее с его любимыми классиками. Каждый был странно увлечен любимыми книгами другого. Яркая любовь к Богу святого Августина, удивительная красота фраз, в которых он смело выразил ее, помогла Шарлю понять убежденность Терезы. Тереза, ознакомившись с мудростью греков, смогла понять, почему этого было достаточно Шарлю настолько, что он остановился на их учении.
Однажды вечером, после спора о христианской и языческой концепциях любви, они написали любимые фразы на кусочках бумаги и передали их друг другу. Шарль написал: «Любовь — это божество, которое примиряет людей, успокаивает море, утихомиривает бури, дает отдых и сон в печали. Любовь поет свою песню всем созданиям, которые живут и которые будут жить, усмиряя воинственность богов и людей». Тереза улыбнулась, когда он передал ей это, думая о том, как хорошо эти слова подходят к тревогам их совместной жизни. Она свернула этот клочок бумаги и положила его внутрь медальона, который Шарль подарил ей в день свадьбы. Сама же она написала: «Благословен человек, который любит Тебя, о Боже, и своего друга в Тебе, и своего врага для Тебя. Ибо он один не теряет никого, кто дорог ему, так как все едины любовью к Богу, который не покидает никого». Шарль, вспоминая, как она едва не умерла, когда родился ребенок, не улыбнулся, но тоже свернул листок и положил его в свой бумажник.
Тереза так и не оправилась после тяжелых родов, а две комнаты на Оркад-Стрит были шумными и душными, и со временем ей становилось все хуже. Шарлю, при помощи того самого доброго друга, который привез их в Англию на своем корабле, была предложена должность секретаря и воспитателя в сельском клубе в Ирландии. Он принял предложение с радостью, так как думал, что Терезе там будет лучше. Однако когда пришло время отъезда, обе, Тереза и маленькая Мария, заболели какой-то лихорадкой и не могли ехать. Они решили, что он должен ехать без них, чтобы приступить к работе и не подводить своего патрона. Жена их друга могла бы это время присмотреть за Терезой и ребенком, и, как только они будут снова здоровы, а он подыщет для них жилище в Ирландии, он приедет за ними.
Шарль нашел, что работа ему подходит, а хозяева оказались людьми добрыми и предоставили ему маленький домик в поместье, который он с радостью приготовил для Терезы и Марии. Он как раз получил отпуск, чтобы вернуться в Англию и забрать их, когда пришло письмо от Терезы. Она и Мария вполне выздоровели, и ему не было необходимости ехать за ними. Фрегат «Амфион» под командой племянника их друга отправлялся из Плимута в Ирландию с войсками на борту, и на нем также отплывали несколько жен офицеров. Она и Мария получили разрешение ехать с ними и немедленно выезжали в Плимут. На борту должна была быть прощальная вечеринка, и она приготовила зеленое платье, которое он очень любил. К тому времени, когда он получит это письмо, она и Мария должны уже быть в море. Стояла чудесная сентябрьская погода, и Тереза была уверена, что путешествие будет приятным. И должен был настать «отдых и сон в печали», как только они снова будут вместе.
Но когда Шарль получил это письмо, он не почувствовал ни приподнятости, ни воодушевления, а только самый дикий, бессмысленный страх, который покрывал тенью всю его жизнь до того дня, когда уже не могло быть речи о тени, так как все покрывал непроницаемый мрак.
Спустя годы, аббат уже не мог хорошо вспомнить свои ощущения после того, как приехал в Плимут и бродил по улицам день за днем, задавая сумасшедшие вопросы каждому, кто имел какое-то отношение к трагедии «Амфиона». Он знал, что у него были друзья, пытающиеся помочь ему, но не обращал на них внимания, пока один из них не нашел человека, который описал утонувшую темноволосую женщину в зеленом платье, которую он помог поднять из воды, с мертвым ребенком, зажатым в ее руках. Это свидетельство и тот факт, что раз Тереза и Мария не были среди тех немногих, которые были спасены, то они должны быть среди трех сотен погибших, наконец убедил его. Друзья повели его осмотреть длинный ряд могил, но не могли сказать, в которой именно покоились тела его жены и ребенка. Взрыв вызвал такой страх и отчаяние в городе, сказали ему, что результатом этого было всеобщее смятение.
…Значит, только для этого он спас Терезу, чтобы она умерла среди сцен не менее ужасных, чем в Тулоне или Леггорне, чтобы она лежала в безымянной могиле… Это был конец их большой и счастливой любви. Шарль вспомнил, что была война, а в мире войны любовь не живет долго. И он был всего лишь одним из многих.
Он вернулся в Ирландию. Он думал, что хорошо справляется со своей работой, но его патрон заявил, что это не так, и посоветовал сменить место и отдохнуть. Неподалеку на берегу озера располагался монастырь, и граф отправился туда. Монахи помогли ему справиться с моральным и физическим срывом, который обрушился на него, когда необходимость работы, всегда поддерживающая его в форме, отпала.
Будучи крепким человеком, Шарль быстро восстановил свои физические силы, однако поправить моральное и психическое здоровье оказалось намного сложнее. Монахи не беспокоили его. Он часами просиживал в библиотеке, неистово работал в саду, совершал многомильные прогулки по спокойной деревенской округе, но ему казалось, что все это не помогало. Однако незаметно для графа де Кольбера мудрость прочитанных им книг, земля, солнце и ветер, с которыми он соприкасался, работая в саду, спокойное озеро, где птицы прятались в шелестящем тростнике, оказывали на него исцеляющее влияние. Сам он смутно воспринимал окружающий его мир и спокойствие, но они незаметно наполняли его.
Воспоминания о Терезе и ребенке приводили Шарля де Кольбера в ярость. Однако он все чаще вспоминал о старом кюре с лицом влюбленного юноши. Воспоминания об этом просветленном лице соединялось с тем удовольствием, которое он снова начал ощущать от прозрения мудрости, от ласкового солнца и мелькающих крыльев птиц над озером. Все это казалось ему естественным, так как было частью чувства любви, которое представляет собой мудрость, тепло и свет. В том взгляде старика, который графу однажды пришлось лицезреть, таилась надежда как для него, так и для всего мира. В каком бы темном веке не пришлось жить человечеству, всегда находились люди, которые из-за любви к ближнему готовы были отдать свою жизнь. Мудрость никогда не умирала на земле навсегда. На земле не было ни дня, чтобы где-то не шелестели на солнце крылья птиц, чтобы вода не омывала тихий берег. Вечность являла собой неоспоримый факт. Теоретически аббат всегда понимал это своим холодным и не допускающим возражений умом, но сейчас сухой скелет фактов стал медленно обрастать плотью. Любовь была не просто чувством, которое можно испытать, или абстрактным понятием, о котором можно спорить, она была неотъемлемой частью вечной жизни, и старый кюре знал это. Наполненный любовью к Богу и ближнему, он встретил свою физическую кончину, которая так и не смогла уничтожить в нем это чувство. И вот однажды Шарль понял, что оно знакомо и ему, но это произошло не так, как с человеком, который, проснувшись среди ночи, все равно знает, что солнце существует, а как с человеком, который осознает это, греясь в теплых лучах поднявшегося из-за горизонта светила.
Некоторое время спустя граф вдруг обнаружил, что уже без содрогания может думать о Терезе и ребенке. В одну из ночей, когда сон не шел к нему, он лежал и думал о них с щемящей тоской, но уже без прежней злости. Он поднялся с первыми лучами солнца и отправился вниз, к озеру. Оно спокойно лежало под серым небом, и ветер тихо шуршал в камышах. Небо прояснилось, и водная зыбь заискрилась у его ног. До него еле слышно доносились странные пронзительные крики болотных птиц, медленно вышагивающих в тростнике. Шотландская куропатка вспорхнула со своего гнезда, вода озера серебрилась, как разлитая ртуть, целая стая диких уток устремилась в небо, их зеленые шейки искрились в лучах рассвета. Солнце встало.
Его свет был настолько ярок, что Шарлю пришлось закрыть глаза, усталые и болезненные после бессонной ночи.
Он чувствовал тепло солнечных лучей на своем лице и слышал хлопанье больших крыльев сквозь шелест тростника. Это были лебеди, которые обычно в это время перелетали с этого озера на другое, более отдаленное, служившее им местом кормежки. Граф снова открыл глаза и увидел, как птицы взмыли в небо. Их крылья касались воды, добавляя искристые волны к зыби, поднятой пролетавшей куропаткой. Один из лебедей летел отдельно от всех низко над гладью озера. Солнце обвело его прекрасное оперение золотым ореолом, а его огненное отражение, похоже, еще долго дрожало в воде даже после того, как он поднялся
