занесенные в список предметы. В то время Стоянов был занят бумагами за другим столом. Но вдруг он видел?
Эта картина быстро промелькнула в воспаленном мозгу Кирсанова. Однако он как можно спокойнее, с достоинством ответил:
— Там все правильно, господин комендант, — и обиженно добавил: — Неужели русский дворянин не заслуживает доверия?
— Нет, нет, господин Кирсанов. Наверно, я ошибся. Мне очень нравился один портсигар. Я смотрел его там, на площади. А теперь я видел другие. Может быть, я ошибся... Вы, господин Петров, тоже помогали начальнику составлять опись?
— Никак нет-с. Это не я. Там был господин Стоянов. Тот, немного хромой, — четко ответил Петров.
— О да! Теперь я вспоминаль. Там бил тот, хромой. Гут. Можно уходить.
Выйдя от коменданта на улицу, Петров распрощался с Кирсановым, пообещав через час вернуться в городскую полицию. Быстрым шагом направился он в районное отделение полиции, начальником которого был Стоянов.
Шел крупный, мокрый снег, порывистый ветер бил в лицо, заползал за воротник. На углу улицы кричала женщина, вырываясь из рук немецкого солдата. Петров шел, не замедляя шага, ни на что не обращая внимания. Тяжелые, злые мысли одолевали его. Он мучительно размышлял над тем, как отомстить Кирсанову.
Петров был властолюбивым и жестоким человеком и не прощал, когда ему переходили дорогу. Кирсанов, даже не подозревая об этом, нажил в нем крупного врага. Петров сам хотел быть шефом полиции. Эта работа привлекала его, она дала бы удовлетворение его честолюбию. И вдруг вместо него Кирсанов, этот интеллигент и размазня, начальник полиции! Было отчего преисполниться ненавистью.
Петров с раздражением вспоминал минуты, когда, вытянувшись в струнку, он стоял перед своим ненавистным начальником и выслушивал его надменные и скучные нотации. А тот даже не скрывал удовольствия, выговаривая Петрову. «Сейчас в самую пору рассчитаться. Только бы подтвердил Стоянов. Но этого я заставлю, я его намертво прижму», — думал Петров, входя в здание, где располагалась районная полиция.
— Начальник у себя? — опросил он у дежурного.
— Здеся он... — буркнул полицай и, когда Петров уже поднимался по лестнице, зло добавил: — Хромая бестия... И где ж ему ешо быть?
Увидев Петрова в дверях своего кабинета, Стоянов поднялся из-за стола и, прихрамывая на одну ногу, пошел навстречу.
— Здравствуй! Что нового? — спросил он.
— Садись! — отрывисто бросил Петров.
Придерживаясь руками за поручни, Стоянов тяжело опустился в мягкое кресло и вытянул ногу с деревянным протезом.
— Слушай, — сказал Петров, присаживаясь напротив. — Слушай внимательно. И говори только правду, не то несдобровать.
— В чем дело? — насторожившись, спросил Стоянов.
— Ты составлял с Кирсановым опись на жидовское золото?
— Ну, я.
— Кирсанов хапнул там малость? — Петров впился в Стоянова испытующим взглядом.
— Было дело, — ответил тот, почесывая затылок. — Только свидетелей, акромя меня, никого нет. Пусто было в комнате. Да я и подал вид, будто ничего не видел. Не хотелось с начальством связываться. Того и гляди в дураках останешься. Я ведь эту премудрость давно усвоил.
— Какую премудрость? — не понял Петров.
— Есть такая побасенка: «Я начальник — ты дурак. Ты начальник — я дурак».
— А ты дураком не будь. Альберти уже пронюхал. Теперь в самый раз столкнуть Кирсанова, чтоб происхождением своим глаза не колол. Подлюга проклятый! — Петров стиснул челюсти, подался вперед. — Слушай, Борис. Я бы лучше с тобой работал. Накромсали б мы дел вместе. Любо-дорого. И вот тебе мой совет. Пиши рапорт ортскоменданту. Опиши все, как было. Сделаешь?
Стоянов молча кивнул, ухмыльнулся.
— Только вот думаю, как бы этот рапорт к Кирсанову не угодил? — Он вопросительно посмотрел на Петрова.
— А ты сам иди к Альберти. Расскажешь, как было, из рук в руки передашь бумагу. Не сделаешь — я доложу. Смотри, тебе же хуже будет.
— Не горячись ты. Кому грозишь? Мы теперь с тобой одной веревочкой связаны. Только действовать надо наверняка.
— Вот и действуй. Тебе все козыри выпали, а Юрка Кирсанов на мизере сядет.
— Ладно, была не была, — махнул рукой Стоянов.
После ухода Петрова он долго сидел за письменным столом, скрипел пером по глянцевому листу бумаги. От напряжения капельки пота выступили у него на лбу. Исписав половину листа, разорвал бумагу, бросил клочки в корзину. Потом долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Собственно, что плохого сделал ему начальник городской полиции?
Стоянов вспомнил, как, прочитав объявление о наборе служащих в полицию, он пришел к Кирсанову наниматься. Кроме паспорта, у него была справка органов НКВД, удостоверяющая, что он, Борис Стоянов, освобожден из-под стражи как отбывший наказание.
Кирсанов принял его приветливо, посочувствовал. Сразу назначил начальником районного отделения. А теперь вот на него же надо донос сочинять. Стоянов замотал головой.
— Нет... К черту... — проговорил он, убирая со стола чистые листы бумаги.
Неожиданно рука его, выдвигавшая ящик стола, замерла. Он вспомнил угрозу Петрова. «А что, если эта бестия на меня донесет? — подумал и пожалел, что признался. — К той власти не пристал, и от этой могут погнать. Куда тогда денешься?»
Стоянов резко придвинул к себе лист бумаги, взял ручку заскорузлыми пальцами и снова начал писать.
Через несколько дней майор Альберти принял Стоянова. Заикаясь и путаясь, Стоянов рассказал коменданту о том, что видел своими глазами, как Кирсанов сунул в карман два золотых портсигара из вещей, отобранных у евреев.
— Гут, гут, господин Стоянов. Ви есть честны рюсски человек. Ви правильно понял своя задача. Германская армия проливает кровь за новый порядок, за свобода ваш народ. А господин Кирсанов надо только золото. Гут, гут. Карашо. Мы ничего не забываль. Германское командование благодарит вас.
— Рад служить, — поспешно ответил Стоянов, польщенный тем, что майор Альберти на прощание протянул ему руку.
Несколько дней спустя Стоянова назначили заместителем начальника городской полиции. Кирсанов же по-прежнему оставался начальником. Правда, теперь при встречах майор Альберти и капитан Эрлих подозрительно стали смотреть на него. У Кирсанова все еще хранились ключи от квартир расстрелянных евреев, которые он выдавал немецким офицерам по запискам ортскомендатуры.
Однажды на одну из таких квартир Кирсанов пригласил Стоянова и Петрова. Ему хотелось хоть чем-то привлечь к себе симпатии немцев. Он решил отпраздновать юбилей: исполнился ровно месяц с того дня, когда дивизии армии фон Клейста ворвались в Таганрог.
Пять девушек, которых Кирсанов пригласил из открывшегося недавно женского ресторана, щебетали возле большого стола, уставленного различными яствами. Несмотря на голод, царивший в Таганроге (за целый месяц людям всего один раз выдали по восемьсот граммов горелого зерна на хлебную карточку), на столе были разложены розовые колбасы, румяные куры, банки с консервами, заливной поросенок на блюде и стояли бутылки с вином.
На улице уже стемнело, а гости, собравшиеся на пир, все еще не садились за стол. Девушки непрерывно заводили патефон и поглядывали на дверь. Ждали майора Альберти и капитана Эрлиха, тоже
