Через связных Василий узнал, что на случай отступления немцы уже подготовили специальные команды саперов и факельщиков для уничтожения заводов и фабрик, больниц и складов. Но пока гитлеровцы выжидали. Они спешно подбрасывали к фронту свежие силы. Ночами через город на восток двигались новые танки и самоходные установки, колонны грузовиков подвозили пехоту.
«Как же узнать, когда Красная Армия вплотную подступит к городу? Как угадать тот самый момент, когда вооруженное восстание будет наиболее своевременным?»
Размышляя над этим в который раз, Василий невольно вспоминал Николая Морозова. За год совместной работы в подполье он успел привязаться к этому спокойному, рассудительному человеку, полюбил его за прямоту, за стойкость и за необыкновенную чуткость к людям. Да, да, именно чуткость и какая-то особая теплота, с которой Морозов относился к своим товарищам, располагали к нему всех. Его любили. Ему подчинялись беспрекословно. И теперь, именно теперь, когда необходимо было спокойно, взвесив все «за» и «против», принять ответственное решение, Морозова не было рядом. Василий больше других ощущал утрату, которую понесло таганрогское подполье.
Раздумывая над этим, Василий неотрывно глядел на пламя, полыхавшее в русской печке, на раскаленные, пышущие жаром угли. Он, казалось, забыл обо всем, что окружало его, забыл, что рядом сидит Акименко. Лишь когда растворилась дверь и в комнату грузной походкой ввалился Максим Плотников, Василий оторвал взгляд от пламени, обернулся к хозяину.
— Что нового? — спросил Плотников, снимая короткий полушубок и оглядывая по очереди то Василия, то Акименко.
— Сидим у моря и ждем погоды, а заодно и своих, — попытался пошутить Василий. — Так, что ли, Акименко?
— Кто сидит, а кому и не терпится, — ответил тот. — Я вот с вами советоваться пришел. Заждались мы наших-то. У меня в Михайловке некоторые самовольно на ту сторону собираются.
— Кто такие? — поинтересовался Василий.
— Копылов. Ваш тезка. Тоже Василием зовут. Парнишка лет восемнадцать. Молод, горяч, вот и лезет на рожон. Говорит: «Надоело сидеть на месте, когда рядом такая драка...»
— Он что же, в подпольщиках у вас числится?
— То-то и оно! Активный боец.
Василий переглянулся с Максимом Плотниковым. Взгляд его оживился.
— А знаете что? Пусть идет парень. Может, и в самом деле проберется по льду, пока еще не растаяло. Немцы-то сейчас боятся от берега отходить. Лужи кругом, лед слабый. А парень может пройти. Свяжется с командованием... Глядишь, и нас в курс дела введут, поставят конкретную боевую задачу, подскажут время, когда начинать. А?
— По-моему, дело говоришь, — поддержал Плотников. — Ему от Михайловки и идти ближе, да и сподручнее. Закалка сельская выручит, ежели что.
— Тогда так и порешим. Ты, Акименко, приводи завтра парня сюда, к Максиму. Я сам ему все растолкую.
— Тебе-то зачем в это дело впутываться? — перебил Василия Плотников. — Морозова проглядели, так хоть ты поберегись. Всякое может случиться. Не дай бог, задержат парня. Может не выдюжить. Так что с Копыловым тебе ни к чему встречаться. Я и сам ему направление дам.
— Что ж, будь по-твоему. А еще лучше — пусть Акименко его и проинструктирует, чтобы он не знал никого из города. — Василий положил на плечо Акименко руку, добавил доверительно: — Ты ему все в общих чертах объясни. Связных с той стороны могут присылать к вам, в Михайловку, а уж вы их к нам переправите. Пусть сообщит и о гибели Морозова. И еще. Копылов может передать советскому командованию, что численность немецкого гарнизона в городе Таганроге на сегодняшний день около сорока тысяч человек.
— Откуда у тебя такие сведения? — удивленно спросил Плотников.
— Этого я сказать не могу, но сведения абсолютно точные. И если наше командование заинтересуется, какие части расквартированы в городе, пусть срочно присылают радиста с рацией. Подобные сведения мы могли бы передавать каждый день.
— Кто же их добывать будет, эти самые сведения? — переспросил Плотников. Его густые русые брови удивленно взметнулись вверх.
— Успокойся, — усмехнулся Василий. — Есть кому добывать.
Ни Плотников, ни Акименко не знали, что по заданию Афонова одна из подпольщиц — Нина Васильевна Филатова, тихая пожилая женщина — устроилась на работу в гарнизонный продовольственный склад. Выдавая продукты, она регулярно вела учет прибывающих и расквартированных в Таганроге войск. И теперь, вот уже более двух месяцев, Василий не хуже начальника гарнизона знал нумерацию немецких и румынских частей, их численный состав.
— Значит, договорились, — закончил Василий. — Обо мне и Плотникове Копылову ни слова. После выполнения задания он должен вернуться обратно к вам.
— Понял вас, товарищ Василий. Копылов — парень лихой и, главное, надежный. Комсомолец. Отец его колхозным садоводом у нас работал. Да и сейчас в Михайловке проживает. Мы у него во дворе оружие прячем.
— Вот и прекрасно. Завтра же и отправляйте. Об уходе Копылова поставьте в известность Максима, а он сообщит мне. Желаю удачи. — Василий протянул Акименко руку.
Когда тот скрылся за дверью, Плотников спросил:
— Может, кого-нибудь из наших городских с ним послать?
— Не будем рисковать. Поначалу пусть Копылов сходит. Поглядим, что из этой затеи получится.
Василий опять задумался, глядя на огонь. Плотников, чтобы не мешать ему, тихо вышел в соседнюю комнату.
Василия тревожили мысли о семье. Перед самым освобождением Ростова его жена вместе с детьми уехала в Матвеев Курган. Василий сам отправил их туда, считая, что Красная Армия придет в Матвеев Курган раньше, чем в Таганрог. Так и случилось. И теперь фронт неприступным барьером лег между ними.
Перед самым отъездом жена уговаривала Василия покинуть Таганрог и уйти вместе с ними. Но разве мог он покинуть людей, которые оказали ему доверие? Разве мог бросить на произвол судьбы созданную с таким трудом подпольную организацию и оставить ее без руководства в самый решающий момент? Все это он сказал жене. И хотя она понимала его, в ее взгляде была тоска. И тогда Василий подумал, что, может быть, никогда больше не увидит ни жену, ни сынишку, ни приемную дочку...
К середине марта фашисты и их прислужники — предатели Родины — приободрились. Немецкая армия закрепилась на старом оборонительном рубеже по реке Миус. Фронт стабилизировался. И хотя советские войска находились всего лишь на расстоянии пушечного выстрела от Таганрога, блюстители нового порядка надеялись, что это явление временное.
Прекратив эвакуацию тыловых учреждений, немцы спешно подтягивали свежие силы. Ночами по улицам города двигалась на восток боевая техника. На заводах ремонтировались танки, самоходные установки, грузовые автомашины, подбитые и покореженные в недавних боях.
В самом центре Таганрога расположился штаб генерала Неринга — командира 24-го танкового корпуса. По слухам, германское командование готовилось к новой решающей битве.
А народ голодал. За две зимы, проведенные в оккупации, горожане распродали и выменяли на продукты все вещи, нажитые десятилетиями. Базарные цены росли с каждым днем. Килограмм картошки стоил более ста рублей, килограмм масла — тысячу двести, да и то не всегда его найдешь. Немцы рыскали по дорогам и отбирали все, что крестьяне пытались провезти в город.
Бюллетени «Вести с любимой Родины» передавались из рук в руки. Из них люди черпали последние сообщения с фронта, в них искали ответа на вопрос, когда же Советская Армия освободит Таганрог. Но и руководители подпольного центра сами терялись в догадках по этому поводу. Вот уже более двух недель, как Василий Копылов ушел на ту сторону, но пока никаких сведений от него не поступало.
«До весны наши вряд ли перейдут в новое наступление, — раздумывал Афонов. — Для подготовки им потребуется не менее двух-трех месяцев. Морозов был прав. Надо активизировать действия подпольных
