комнаты. Вернулась она с бутылкой, наполненной прозрачной жидкостью.
– Что это? – спросил Мурзин, глядя, как Ушияк наливает жидкость в стаканы.
– Это боровичка. Такая, как ваша русская водка. Попробуй. У нас ее маленькими рюмочками пьют. Но я видел, у вас пьют водку большим стаканом. Немцы так не могут. Потому вы их бьете. Я думаю, если мы научимся так пить из стакана, тогда тоже будем бить бошей, по-русски. – Ян Ушияк улыбнулся своей нехитрой шутке.
– Давай попробуем вашу боровичку, – согласился Мурзин и поднял стакан. – За дружбу. За крепкую партизанскую дружбу.
Хозяйка поняла этот тост и попросила налить ей тоже.
Боровичка обожгла голодный желудок. Словацкие кнедлики с острой подливой показались сказочно вкусными. Опорожнив тарелку, Мурзин попросил еще.
– Как боровичка? Понравилась? – поинтересовался Ушияк.
– Крепкая, черт!
– Водка должна быть крепкая. Подожди, дай бошей с нашей земли прогнать, я тебя еще сливовицей угощать буду. Теперь ее достать трудно. Пока мы в России с бошами воевали, они у нас тут всю сливовицу выпили…
– Ладно! Шутки в сторону, Расскажи лучше, что нового у майора Величко слышно?
– Новостей много. Ян Мазур вернулся из Банской-Быстрицы. Был там в Словацком национальном совете. Видел товарищей Шмидке и Гусака. Они командуют всеми партизанскими силами у нас в Словакии. Видел генерала Голиана. Этот был начальником штаба нашей сухопутной армии. За ним части словацкой армады перешли на сторону национального восстания. У них есть сведения, что немцы большие силы против нас готовят. На севере, от Кежмарка, двигается к Попраду германская оккупационная армия. Президент Тисо испугался восстания, обратился к Гитлеру за помощью. Тот послал войска из Польши в Словакию…
– Немцам самим фронт держать нечем, – возразил Мурзин.
– Нет, Юрий-братор, ошибаешься. Не так говоришь. Немцы имеют большие резервы. Им надо обеспечить важные соединительные пути в Румынию и на восточный фронт. Потому они сделают все, чтобы очистить Словакию от восставших. Сейчас несколько германских дивизий наступают в направлении Червоной Скалы. – Ушияк достал из полевой сумки карту Словакии и развернул ее перед Мурзиным. – Вот здесь. Они хотят захватить железную дорогу, которая соединяет Среднюю и Восточную Словакию. Теперь там происходят сильные бои возле города Телгарт: наше восстание распространилось на большую территорию. На севере до самой Польши. На юге почти до границы с Венгрией. Чтобы такой район удержать, много сил потребуется. Поэтому Словацкий национальный совет, объявил всеобщую мобилизацию. В городах создаются отряды, народ идет в армию из деревень. Есть решение национального совета организовать военные и партизанские лазареты, сбор провианта для фронта. Народные и заводские комитеты призывают рабочих давать больше оружия. В Зволене даже бронепоезд построили. Но оружия еще не хватает.
Большая надежда на вашу помощь. Ян Мазур говорил, что возле Банской-Быстрицы на аэродром «Три дуба» каждую ночь садятся русские самолеты с оружием и боеприпасами. За несколько ночей больше ста самолетов. Перевезли от вас парашютно-десантную бригаду из армейского корпуса генерала Свободы.
А вчера на этом аэродроме сели советские истребители с чехословацкими летчиками. Они будут прикрывать освобожденный район от немецких бомбардировщиков. Значит, скоро мы как регулярная армия начнем действовать…
Увлекшись разговором, Ушияк и Мурзин не обратили внимания на хозяйку, которая тихо прибрала со стола и удалилась в другую половину дома,
– И еще, – продолжал Ушияк, – в Банской-Быстрице состоялся объединительный съезд Коммунистической партии Словакии и социал-демократической партии.
– Зачем же вам это объединение? – удивился Мурзин.
– Тебе, Юра, сразу трудно понять. У вас в России все за партию коммунистов. А кто не с вами, тот к немцам ушел. И у нас есть такие, кто немцам служат. Но те, кто против фашистов, они не все коммунисты. Некоторые за Бенешем идут. Им буржуазное правительство подавай. Но раз они против немцев, значит, в этот момент наши друзья. С ними вместе мы сильнее. Социал-демократическая партия – это еще не самое страшное. Я думаю, что и с некоторыми буржуазными партиями сейчас можно идти на сближение, чтобы скорее бошей побить. Правда, народную власть они очень боятся, – раздумчиво проговорил Ушияк. – Боятся слова «партизан». И это понятно. В этих партиях плохо знают народ. Они забыли, что слово «партизан» наполнено для словака своеобразной традицией сопротивления. Корни этой традиции уходят в глубь средних веков, к феодальным бунтам. Предводители крестьянских восстаний перевоплощались в народных легендах в непобедимых борцов. Их образы манят к себе наших людей, формируют в них романтизм борьбы.
Нам, словакам, горы и глубокие леса всегда были как-то особенно близки. На севере и западе они образовали границу Словакии. За ними мы чувствовали себя в безопасности. Горы и леса были основным источником словацкого искусства, с ними сочетается вся жизнь словацкого человека. Поэтому и партизанская жизнь не будет далекой, не будет чуждой словакам. Горы и лес – это родной дом для каждого словака и чеха. А наши буржуазные партии этого не понимают. Я думаю, они сами боятся леса. И все же в борьбе против немцев мы могли бы найти общий язык.
Ушияк умолк, достал из кармана пачку сигарет и протянул Мурзину. Тот отказался. Прикурив от зажженной спички, Ушияк затянулся едким дымом.
– Спасибо, Ян, за науку. Хорошо говоришь. А что же все-таки майор Величко сказал?
– Величко говорит, что генерал Голиан и судруг Шмидке на этих днях приедут к нам, в Мартин. Хотят посмотреть, как мы здесь устроились. И еще сказал, что по всей Словакии народ копает окопы, строит противотанковые заграждения и нам тоже надо строить оборону Мартина на своем участке. Он просил, чтобы ты к нему завтра утром приехал.
– Та-ак! Значит, утром в штаб Величко поеду… Если, конечно, немцы…
Мурзин не договорил. Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вбежал запыхавшийся радист Владимир Кучинский.
– Радиограмма с Большой земли! – выпалил он, передавая Ушияку клочок исписанной бумаги.
Скользнув взглядом по строчкам, командир отряда протянул телеграмму Мурзину:
– На, читай, Юрий-братор! Видно, к Величко вместе поедем. И не утром, а прямо сейчас.
– Да-а-а! Задача нелегкая, – задумчиво проговорил Мурзин, прочитав телеграмму. – Слушай, Кучинский, найди-ка шофера и скажи, чтобы подал машину сюда.
– Слушаюсь! – радист лихо повернулся на каблуках и выбежал из комнаты.
– Ну-ка, Юра, прочти телеграмму еще раз, вслух, – попросил Ушияк, когда они остались вдвоем.
– Тут все ясно написано. «Надпоручику Ушияку. Капитану Мурзину… Основании решения штаба партизанского движения приказываем вашему отряду совершить марш границу протектората Моравии. Подготовьте людей действиям территории протектората. Переходом границы разверните партизанскую борьбу Моравии»… А дальше подписи. Строкач. Шверма. Коротченко… Вот тебе, Ян, и регулярная армия.
– Приказ есть приказ. Будем партизанить.
– Значит, ко времени ты мне про леса рассказывал. Будто чувствовал, что не получится из нашего отряда регулярной армии. А ты Моравию-то хорошо знаешь? – спросил Мурзин и внимательно глянул на Ушияка.
– Словакию знаю лучше. Но и в Моравии народ есть. Там городов промышленных много. В Злине крупный завод Бати, в Моравской Остраве угольные шахты, металлургические заводы. Будем связываться с местными подпольными ячейками коммунистов. Конечно, воевать в тех местах труднее, чем здесь, в Словакии. Немцы считают Моравию своей землей. Но, как говорят в России: «Поживем – увидим».
За окном послышался шум подъехавшего автомобиля.
III
Как договорились накануне, майор Величко прислал к рассвету девять грузовиков и две легковые
