но бесполезно. Все мои слова лишь углубляют наше непонимание друг друга. Лучше мне уйти.
— Погодите! Мисс Ламбер!
Мысль потерять ее повергла Захария в панику. Он вскочил и слепо ринулся на ее голос, забыв о тесноте каюты. Пальцы его тотчас наткнулись на ее руку, и он хотел их отдернуть, но те не подчинились, а большой даже уцепился за ее рубашку. Полетт была так близко, что Захарий чувствовал тепло ее дыхания. Рука его забралась ей на плечо, а затем переползла к затылку, где остановилась, исследуя незащищенный пятачок шеи между воротником и забранными под бандану волосами. Странно, что когда-то он испугался, представив ее ласкаром; странно, что хотел навеки укутать ее в вельвет. Незримая в темноте, в своем новом облике она казалась еще желаннее, а ее изменчивость и неуловимость делали ее совершенно неотразимой. Сами собой губы Захария сомкнулись на губах Полетт, открывшихся ему навстречу.
В каюте стояла кромешная тьма, но оба медленно прикрыли глаза. Происходящее их так увлекло, что они не слышали стука в дверь и отпрыгнули друг от друга лишь после окрика мистера Кроула:
— Вы там, Хлюпик?
Полетт прижалась к переборке.
— Да, мистер Кроул. Что вам? — откашлявшись, спросил Захарий.
— Выйдите на минутку.
Чуть приоткрыв дверь, Захарий увидел первого помощника, который за шкирку держал съежившегося Ноб Киссина.
— В чем дело, мистер Кроул?
— Хочу вам кое-что показать, Хлюпик, — ухмыльнулся помощник. — Одну штуковину от нашего друга Бабуина.
Захарий вышел в коридор, поспешно притворив дверь.
— Какую штуковину?
— Покажу, только не здесь. Да и руки мои заняты Бабуином. Пусть у вас остынет. — Не дожидаясь ответа, Кроул толкнул дверь и коленом под зад впихнул приказчика в каюту. Потом выдернул из стенного кронштейна весло и просунул его в дверную ручку. — Чтоб не вылез, пока мы утрясаем наше дельце.
— Где вы собираетесь его утрясать?
— Моя каюта вполне сгодится.
В своей каюте, куда он ввалился, точно медведь в берлогу, и без того грузный помощник словно еще больше разбух, заполнив собой все пространство. Из-за сильной качки оба уперлись руками в переборки и стояли враскоряку, то и дело сшибаясь друг с другом. Здоровяк Кроул пихал Захария животом, понуждая сесть на койку, но тот, видя нехорошую взбудораженность хозяина каюты, не уступал ни пяди, оставаясь на ногах.
— Ну, мистер Кроул? Какое дельце?
— А такое, что спасибочки скажете. — Из кармана куртки помощник достал пожелтевший листок. — Вот, отобрал у этой гниды… Пандер, кажется? Нес, падла, шкиперу. На ваше счастье, я перехватил. Этакая хреновина может шибко испоганить жизнь. Поди, и морская служба улыбнется.
— Что это?
— Список команды «Ибиса» при выходе из Балтимора.
— И что? — нахмурился Захарий.
— А вот сами гляньте. — Кроул поднял лампу, протягивая истертый листок. — Гляньте, гляньте…
Поступая на службу, Захарий понятия не имел, что на каждом судне свои правила заполнения корабельных ведомостей. Взойдя на борт «Ибиса», он сообщил второму помощнику имя, возраст и место рождения, на том дело и кончилось. Сощурившись, Захарий вгляделся в листок и замер: напротив некоторых имен, его в том числе, стояла маленькая пометка.
— Ну, смекнули? — спросил Кроул.
Не отрывая глаз от бумаги, Захарий машинально кивнул, и помощник сипло продолжил:
— Мне это никак, Рейд. Клал я, что вы мулат.
— Я не мулат, я метис, — глухо сказал Захарий. — Моя мать квартеронка,[78] отец белый.
— Мулат, метис — один хрен. — Кроул легонько ткнул кулаком в небритую щеку Захария. — Окрас-то не меняется…
Завороженный листком, Захарий не шевельнулся, а рука помощника взъерошила его курчавые волосы.
— …и шерсть тоже. Но какой есть, такой есть, мне без разницы. Если на то пошло, нас это сближает.
— Не понял? — удивленно прищурился Захарий.
— Спору нет, Рейд, начали мы паршиво, — пророкотал помощник. — Ваш треп и подколки выставляли меня дураком, вы думали, я вас не достану. Но эта бумажка все меняет. Вот уж не думал, что так резко сменю курс.
— О чем вы?
— Неужто не ясно? — Кроул положил руку на плечо Захария. — Будем в связке, вы и я. — Он забрал листок. — О бумаженции никому знать не надо. Ни капитану, ни прочим. Она туточки будет. — Кроул спрятал листок в карман. — Считайте меня шкипером, а себя помощником. Никто никому не врет, держимся друг друга. Куда уж лучше? Ты — мне, я — тебе, баш на баш, без дураков. Со мной легко, я ведь знаю, что к чему и как оно чего. На берегу делайте, чего вздумается, мне плевать.
— А в море?
— Иногда заглянете ко мне в каюту. Идти-то недалече, а? Коль вам это не по вкусу, зажмурьтесь и представьте себя у черта на рогах, мне дела нет. Когда-нибудь настанет время, и всякий черномазый будет править на встречном ветре и в шторм. Мулату жизнь задолжала не меньше, верно?
Захарий вдруг понял, что, несмотря на развязный тон, Кроул пребывает на грани срыва, и в нем шевельнулась жалость. Неужто вшивая бумажонка наделена такой силой, что вселяет уверенность, будто он боится за свою мнимую неуязвимость «джентльмена» и станет лебезить перед человеком, который только о ней и мечтает? И все дело в одном коротеньком слове? Если так, сам мир безумнее тех, кто живет по его законам.
Видя нетерпение, с каким Кроул ждет ответа, Захарий не зло, но твердо сказал:
— Сожалею, однако сделки не будет. Наверное, вы думаете, что этот клочок бумаги вывернул меня наизнанку? Отнюдь. Я рожден свободным и не отдам ни крохи своей свободы.
Он шагнул к двери, но Кроул загородил ему дорогу.
— Сушите весла, Хлюпик, — угрожающе сказал он. — Смываться негоже.
— Забудем о нашем разговоре, — спокойно ответил Захарий. — Будто его и не было.
— Слишком поздно. Что сказано, то сказано, и забыть нельзя.
Захарий смерил помощника взглядом и расправил плечи:
— Дождетесь, чтобы я вышиб дверь?
— Похоже, вы чего-то запамятовали. — Кроул похлопал по карману, где лежала бумага. — И двух минут не пройдет, как она окажется у капитана.
В пафосной угрозе слышалось отчаяние.
— Валяйте, Кроул, — усмехнулся Захарий. — Бумажка меня ни к чему не обязывает. Ей-же-ей, буду рад, если покажете ее капитану. Держу пари, он взбеленится, узнав о сделке, какую вы задумали, но это уж не моя вина.
— Заткнись! — Помощник наотмашь ударил Захария по лицу и прижал к его рту сверкнувший под лампой нож. — Я свое получил, теперь твоя очередь. Такого молодчика пора призвать к порядку.
— Ножом?
Скользнув по подбородку, клинок уперся в ямку на горле.
— Не родился еще тот нигер, что заякорит Джека Кроула. Только дернись, пришью.
— Чего ждешь? Вперед.
— Угрохаю, не сомневайся, — сквозь зубы процедил Кроул. — Не впервой. Это мне раз плюнуть.
Лезвие холодило горло.
