Братства Джикса?
Лицо Мишры осталось бесстрастным, лишь на мгновение дернулся рот – когда Ашнод произнесла имя его брата. Он сказал:
– Тебе рассказал об этом ученик моего брата?
– Да, – сказала Ашнод.
– Фигурировало ли это обстоятельство в твоем отчете? – сузив глаза, спросил Мишра.
Ашнод поняла, что проиграла. Пытаясь отвести от себя обвинения, она призналась, что утаила от своего господина важную информацию. Усилием воли она подавила гримасу ужаса и сказала:
– Не в моих правилах обвинять других, – Ашнод кивнула в сторону монаха, – пока у меня нет доказательств.
– Что же, теперь они у тебя появились? – спросил Мишра.
– Я ожидаю подтверждения из других источников, – ответила Ашнод, – но, учитывая предъявленные мне обвинения, я не могу больше хранить это в тайне.
– А я и так об этом знаю, – сказал Мишра, – святой отец сам рассказал мне. Ты же об этом умолчала. Ты не оставила мне шансов. Дело решено в пользу монахов.
Ашнод схватилась за последнюю соломинку.
– Неужели я должна нести наказание за побег какого-то пленника?
– Дело не в пленнике, – сказал Мишра.
– Стражники что, не виноваты? – продолжила Ашнод.
– Они уже казнены, – сказал Мишра, – по моему личному приказу.
Ашнод вздохнула:
– Я понимаю. Какая судьба ожидает меня?
На миг ей показалось, что Мишра решил простить ее, но лишь на миг.
– Ты приговариваешься к изгнанию.
– О мудрейший из мудрых, я… – начала Ашнод.
– К изгнанию, – повысил голос Мишра. Монах снова закудахтал и довольно потер руки. «Да, – с горечью подумала Ашнод, – джиксийцы держали все под контролем с самого начала».
– Урза не поступил бы так низко со своим учеником, – в гневе бросила Ашнод.
Едва отзвучало последнее слово, Ашнод поняла, что совершила ошибку. Лицо Мишры исказила страшная гримаса.
– Не твоего ума дело, как поступил бы в таком случае мой брат! – громовым голосом возгласил император.
Мишра откинулся на спинку трона. Гроза миновала, но в его глазах все еще полыхал огонь.
– Объявляю, что ты не имеешь права оставаться ни здесь, при дворе, ни на территории империи фалладжи. Сегодня же ты уедешь. По всей империи будет разослан приказ – если тебя обнаружат на моей земле после восхода солнца завтра утром, тебя предадут смерти. Мучительной медленной смерти. Понятно ли я изъясняюсь?
Ашнод заглянула Мишре в глаза и кивнула.
– Твои слова прозрачнее, чем вода из оазиса. – Низко поклонившись, Ашнод вышла из тронного зала.
Она помчалась в свои покои, но на полдороге остановилась. «Бессмысленно», – поняла она. Монахи уже там, роются в ее книгах, дневниках, просеивают каждую пылинку в ее лаборатории, присваивают ее открытия, дерутся из-за ее личных вещей. Ничто не доставит им большего удовольствия, чем возможность задержать ее, а затем, под предлогом исполнения приказа Мишры, попытаться убить.
И Ашнод направилась к конюшне, взяла верного вороного – боевого коня, благодаря которому спаслась с поля битвы в Корлисе. Она увозила с собой лишь то, что было на ней надето, и то, что было у нее в голове. Что же, ей придется довольствоваться этим.
Она выехала из дворца и остановила лошадь. Улица вела на запад и на восток. На восток лежала дорога в Аргив, но за ней, несомненно, следят. На запад лежала дорога в неизвестность.
Ашнод повернула коня на запад, в сторону города Терисии, в земли, на которые еще не распространилась ни власть Мишры, ни власть Урзы.
Страж ворот запомнил, куда направилась женщина, и передал эту весть монаху, который и попросил его обратить на это внимание. Тот передал весть своему старшему, который нашептал ее Мишре. Мишра кивнул и занялся разработкой плана следующей военной кампании славной имперской армии.
Глава 26: Механические птицы
Тавнос почти добрался до границы, когда его настиг мак фава. Подмастерье ожидал этого. Ему так везло всю дорогу, что он не мог избавиться от мысли – везение вот-вот закончится.
После побега, вместо того чтобы отправиться в Иотию, он поехал на северо-восток, через пустыню, к перевалам, ведущим в Аргив. Именно благодаря этому маневру его не смогли поймать по горячим следам. Некоторое время он прятался среди саринтских беженцев на берегах Мардуна, передвигаясь исключительно по ночам и только в одиночку. Он предпочитал ехать при мягком свете Туманной луны, но когда ее не было в небе, ему хватало и неверного света Мерцающей луны. В последний вечер ни та, ни другая не взошла, и Тавнос, чувствуя близость цели, рискнул и решился на дневной переход.
