собою и надеются достать, становясь все более и более хищными.
Когда крупный капиталист, посредством лживых обещаний, отнимает у мелкого его скромное достояние и повергнет в пропасть, из которой тот хотел выкарабкаться по спинам других, последний получает только то, что заслужил; он пожинает плоды своего ослепления: в его интересах было присоединиться к рабочим, соединить свои силы с их силами, и совместно пытаться освободить их; эгоизм, алчность, честолюбие побудили его пойти в ряды крупных эксплуататоров, и если те его уничтожили — тем хуже для него. „Кто роет яму другому, тот сам в нее попадет”, говорит старая пословица, и на этот раз народная мудрость права, что далеко не часто бывает.
Рабочие не умеют сговориться, и это их слабая сторона. За то буржуа, если и умеют соединиться, чтобы эксплуатировать рабочих, то совершенно не умеют общими силами защищать свою систему.
Необузданная конкурренция, конкурренция не на жизнь, а на смерть, на которой держится их общественный строй, царит между ними в той же степени, как и в среде их жертв. Их общество — это охота, в которой каждый спешит, очертя голову, к добыче, толкая, отстраняя и сшибая с ног других, чтобы первым добежать и защитить от них свою долю. Лишь только протрубили сигнал, начался дележ и длится без конца, ибо добыча оживает под ударами ножей охотников, терзающих ее на куски; она не хочет умирать и готова ежеминутно подняться на ноги. И она поднимется, благодаря раз'единению буржуа, которые будучи солидарными в теории эксплуатации рабочих, не умеют ими быть на практике.
Если бы буржуа могли пожертвовать личными интересами ради общих классовых, положение рабочих было бы невыносимо. От об'единения буржуазии получился бы ряд мер, которые окончательно приковали бы рабочих к ярму. К счастью об'единение невозможно, потому что жажда индивидуального богатства до такой степени овладела каждым из них, что отнимает у них смысл классовых интересов и заставляет воевать между собою из-за честолюбивых политических проектов.
Война ведет за собою поражения; к таковым нужно отнести их систему эксплуатации, благодаря которой постепенно приподнимается завеса и обнаруживается какое-либо позорное деяние, заставляющее рабочих задуматься над порядком вещей, который их приучили уважать и считать не подлежащим никаким изменениям.
Ошибки буржуазии не менее пропаганды социалистов разрушают буржуазный строй. Сама система порождает те разрушительные элементы, которые ее подтачивают. По законам логики всякое ненормальное соединение носит в себе зачатки распадения. Нам это на руку, и буржуа сами исполняют часть нашей работы.
Недалеко то время, когда те кто боится революции, начнут относиться к ней более равнодушно, ибо сам общественный строй заставит их желать переворота, долженствующего освободить нас от гнусных беззаконий, переживаемых нами ежедневно.
Идея революции охватывает все более широкие круги; она пронизывает насквозь умы и образует как бы вторую атмосферу, которой люди дышут, которой проникается все их существо; еще немного, и настанет день, когда достаточно будет слабого толчка, чтобы произошел взрыв, и тогда те, кто теперь со страхом и недоверием смотрят на революцию, будут увлечены в общем вихре и бросятся на приступ против власти и классовых привиллегий.
Итак, рабочие, верно то, что в современном обществе машины причиняют вам зло, и отнимают у вас работу; они — причины безработицы и уменьшения ваших заработков; выбрасывая на улицу в любой момент слишком значительную массу ваших товарищей, они порождают между вами вражду из-за насущного пропитания, которое ваши хозяева сокращают ежедневно, пока крайняя нужда не вынудит вас прибегнуть к решительным мерам.
Но разве им только одним нужно приписать все это зло? Они ли одни виноваты в том, что заняли ваши места. Разве вы не были бы рады смотреть, со сложенными руками, как они работают за вас? Разве не было бы лучшим идеалом человечества: покорить силы природы и заставить их двигать все эти машины и производить всеобщее богатство при минимальной затрате сил отдельных индивидуумов.
Все это достижимо, товарищи! все это будет, если вы захотите. Сумейте только освободиться от паразитов, которые не только поглощают продукты вашего труда, но сверх того еще препятствуют вам производить по вашим потребностям.
Машина в современном обществе есть зло только потому, что над вами есть хозяева, умевшие присвоить в свое исключительное пользование все, что придумано человеческим гением для улучшения средств производства.
Если бы машины были общественным достоянием, а не принадлежали небольшой группе, вы заставили бы их производить без перерывов, и чем больше они бы вырабатывали, тем счастливее были бы вы, ибо они удовлетворяли бы все ваши потребности; пределом производства было бы только потребление. Когда ваши магазины переполнились бы, вы конечно не стали бы продолжать производить ненужные предметы, а наслаждались бы отдыхом, покоем, не ожидая с ужасом нужды, что бывает теперь, когда у вас нет работы. При современном строе, когда вы не работаете, вам не платят, но при новой организации общества не будет заработной платы, и вы будете иметь право распоряжаться тем, что вы произвели, и таким образом перепроизводство будет для вас источником богатства, а не нищеты.
При таких условиях машины превратятся в ваших благодетелей, и следовательно не они причины вашего горя, а виноваты те, кто превратил их в средство эксплуатирования вас.
Товарищи по несчастью! Когда изнуренные долгой безработицей, повергнутые в отчаяние от всевозможных лишений, вы начнете проклинать ваше положение и искать выхода из него, тогда восстаньте против истинного виновника вашего несчастия, против капиталистического строя, превратившего вас в
ГЛАВА VII.
Роковая неизбежность революции.
Что более всего пугает многих рабочих в идее новой социальной организации и побуждает их искать исхода в парламентаризме и мирной борьбе из-за реформ, так это слово Революция, под которым ими подразумеваются ряд вооруженных восстаний, сражений и масса пролитой крови. Как бы ни было тяжело их современное положение, страх перед будущим заставляет колебаться даже самых обездоленных из них. Как бы ни была печальна и беспросветна жизнь, человек страшится мысли, что настанет день, когда он должен будет итти жертвовать ею ради идеала, осуществление которого люди могут и не увидеть.
Кроме того, эта власть, которую предстоит ниспровергнуть, кажется безмерно сильной; рабочим редко случается видеть ее на близком расстоянии, а издали она им кажется колоссом, бравирующим все их усилия, с которым бесполезно бороться, ибо одним мановением руки он приведет в движение целый арсенал репрессивных мер, долженствующих истереть в порошок безумцев, осмелившихся восстать против него.
Революции прежних лет, все окончившиеся неудачей для рабочих, и не изменившие их положение, не мало способствовали развитию в рабочем скептического отношения к новой революции. „Зачем итти драться и подставлять голову под удары — говорит он — ради того, чтобы новые интриганы эксплуатировали меня, вместо тех, кто ныне у власти? Очень мне нужно!”
И не переставая жаловаться на свое безвыходное положение и проклинать крикунов, обманувших его своими обещаниями, исполнение которых постоянно отсрочивается, он затыкает уши, чтобы не слышать, когда окружающая жизнь кричит ему, что нужны его мужество и сила; закрывает глаза, чтобы не видеть возможности двоякого исхода готовящейся борьбы, которая — он знает это — неизбежна, и к которой сам он взывает в эти дни печали и гнева.
Он с головою уходит в боязнь перед неизвестностью и не хочет сознать, что распространяющаяся кругом нищета может завтра же захватить и его и вместе с семьею выбросить в общую кучу голодных, живущих на счет общественной благотворительности.
Тем не менее перемена кажется ему неизбежной; он не хочет верить, что вечно будет жить в
