пользуясь свободой.
Чтобы ребенок научился ходить нужно не пеленать его накрепко, а давать ему барахтаться вволю; ошибочна и смешна та теория, согласно которой мы не можем обходиться без опеки, так как не быв никогда свободными, не сумеем пользоваться свободой.
Что касается сторонников реформ, которые говорят нам о медленном движении вперед, о частичных реформах, о терпении и искуссной умелости, то они может быть искренни — мы знаем, что есть между ними искренние — но пусть они идут своей дорогой; мы же не можем присоединиться к ним под знамя их хитроумных измышлений.
Мы считаем нашу идею верной и стараемся пропагандировать ее, выяснить и вразумит тех, кто страдает от современной эксплуатации и хочет освободиться от нее; те, кто из предрассудка или боязни перед огромностью предстоящего труда, отступают, пусть медлят и требуют у эксплуататоров, чтобы они менее жадничали и осмотрительнее грабили. У нас есть готовый идеал, и мы хотим реализовать его, и не желаем итти на уступки из за того, что он мог бы устрашить тех, чью власть мы хотим ниспровергнуть.
Если на следующий день после революции нам придется начинать переходной период, то с нас достаточно того, что мы не сумели его избежать, и неужели еще нам проповедывать идею такого периода?
Правда прежде всего.
Возможно, что когда революция свершится, наши идеи окажутся недостаточно поняты массами, принявшими участие в борьбе, и не сгруппируют их вокруг себя; возможно, что большинство примет только часть их, предоставляя будущим поколениям реализовать остальную часть; возможно даже, что анархисты будут первыми жертвами той власти, которая установится: ведь участь новаторов — страдать за свои идеи.
Человеку убежденному нет дела до всего этого. Не предсказания о том, что осуществимо и что не осуществимо, ведут к освобождению людей, а борьба с тиранией. Человек, искренно убежденный, умеет бороться и страдать и только за то чтобы высказать свои идеи, и ищет награды себе не в удовлетворении мелкого честолюбия и не в льстящих самолюбию успехах, а считает лучшей наградой для себя, если пропагандируемые им идеи привьются в окружающей его среде.
Итак, нам нечего пока заботиться о том, что исполнимо и что неисполнимо, а будем думать только о том, что истинно, справедливо, прекрасно, и предоставим людям самим сделать впоследствии выбор.
Нас успокаивает мысль, что в революционное время идеи распространяются быстро; экзальтация, охватывающая людей во времена народных волнений, ускоряет функции мозговых клеточек, усиливает способность мышления и облегчает понимания таких рассуждений, которые в обыкновенное время не реагировали бы на них совершенно.
В революционное время люди становятся способными на самые безумные поступки, но зато и на величайшую самоотверженность. Этим в прошлые революции всегда пользовались честолюбивые индивидуумы и всегда умели навязывать массам деспотизм, отвлекая посредством громких слов: „добродетель”, „братство”, „гражданский долг” и проч. внимание их от истинного значения слова „свобода”.
Что касается нас, мы хотим, чтобы массы свободно отдавались всем своим лучшим чувствам и своему стремлению к солидарности, и чтобы они были настолько сознательны, что не позволили бы надеть на себя цепи, долженствующие якобы гарантировать им свободу.
ГЛАВА IX.
О моральном влиянии революции.
Революция, следовательно, будет переходным периодом, за которым наступит полная реализация нашего идеала. Она, действительно, будет таковым в том смысле, что разовьет умственно индивидуумов и научит их уметь быть свободными.
Впрочем, здесь мы должны сделать небольшое отступление.
„Зачем заботиться о том, что будет завтра”, — говорят нам некоторые из революционеров — „у нас достаточно дела вести борьбу против существующего строя, и некогда думать о том, что будет дальше; нельзя терять время в мечтаниях о разных утопиях, когда настоящее требует наших сил. Сперва справимся с существующим строем, а затем уже, когда он будет свержен, подумаем о том, что делать дальше”.
Тоже самое повторяют и некоторые анархисты, находя, что обсуждать будущее, значит напрасно терять время.
Но мы считаем дискуссии о будущем полезными и именно по следующей причине: все прошлые революции потому кончались неудачей, что восставшие умели только драться, относительно же организаций будущих социальных отношений и нового порядка вещей вполне полагались на своих вождей. Рабочим никогда не удавалось воспользоваться плодами победы именно потому, что стремления их всегда бывали неопределенными и туманными.
Большинство заботилось только о нуждах данного момента борьбы и ограничивалось тем, что дралось, служило пушечным мясом, а думать предоставляло другим. Конечно, идеал, стремления, цель были ясны для них: свобода, всеобщее счастье... все, как понимаем и мы, но в какой форме должна притти свобода, об этом они не думали. Им говорено было о какой-то республике, которая освободит их, о каком-то социализме, не совсем понятном, но сулящем все блага земные, и этого было достаточно: рабочие дрались за эту республику, которая должна была принести на землю счастье, и предоставляли „посвященным”, „знающим” устраивать после борьбы их свободу и благоденствие; они терпеливо переносили нищету и ждали месяцы и годы, чтобы дать возможность тем придумать что-либо совсем подходящее, и когда, наконец, выведенные из себя страданиями, лишениями и нуждой, они теряли терпение и требовали исполнения обещаний, им отвечали пулями и огнем!
Для того, чтобы это больше не повторялось, и чтобы на рабочих на другой день после революции не надевались цепи, сброшенные ими накануне, нужно, чтобы рабочие, когда опять прибегнут к силе, ради завоевания своих прав, знали, чего они хотят; нужно чтобы они знали, какие из современных учреждений больше всего им вредят, и что бы не давали себя обманывать, а умели, не полагаясь ни на каких руководителей, сами покончить навсегда со всем тем, что подлежит уничтожению.
Легко, правда, сказать: „Не будем заботиться о том, что произойдет завтра; у каждого дня — своя забота; займемся сначала устранением того, что нам мешает, а там посмотрим, что будет”. Нам понятно нетерпение, с каким люди стремятся выбраться из грязи, в которой увязло человечество, но если мы хотим, чтобы истины, проповедуемые нами, были понятны тем, кого желаем убедить, нужно, чтобы они имели ясное представление об этих истинах, как относительно настоящего, так и относительно будущего времени.
Так как революции совершаются только идейным путем, то мы хотим очистить почву, на которой нам придется сражаться, и устранить с дороги все преграды: предрассудки, загораживающие нам путь. Люди только тогда будут уметь обходиться без руководителей, когда убеждения в них будут твердо основаны на рассудке.
Нельзя вести за собою массы словами; нельзя под названием: свобода, социализм преподносить им всевозможные регрессивные системы. Конечно, нет возможности, чтобы каждый индивидуум был просвещен по всем пунктам и во всех деталях, ибо события могут захватить нас врасплох, прежде чем это будет достигнуто, да этого впрочем и не нужно; пусть только у каждого будет ясное понимание своей индивидуальности; пусть каждый знает, что его индивидуальность будет признана только тогда, когда он будет признавать чужие индивидуальности; в остальном им будут руководить обстоятельства.
Индивидуумы должны, кроме того, знать, что в их деятельности должно остаться неизменным, и чему они должны препятствовать возродиться, для того, чтобы победа была обеспечена. Дело идет хорошо, когда знаешь, чего хочешь.
Конечно, нужно бороться с современным строем со всей энергией, но борьбу эту нужно понимать шире, исследовать ее всесторонне и тогда окажется, что работа найдется для всех людей с доброй волей.
