Те из ученых, кто более заботится о правильном освещении фактов, чем о поисках за оправданиями для сильных мира сего, распределяющих пенсии и награды, признали по тщательном изучении жизни улья, что якобы царица — не что иное, как мать небывалой среди людей плодовитости, ибо она в буквальном, а не только в переносном значении слова, мать своего народа. Если за ней более ухаживают и лучше кормят, чем прочих, и если она как будто не принимает участия в трудах общины, то это только потому, что у ней есть гораздо более важная работа: беспрерывно класть яички, чтобы обезпечить потомство для колонии.
Возьмем простейшую ассоциацию среди млекопитающих, напр., жвачных. Стадо, состоящее из самок и молодежи, под предводительством матерого самца — вот и все общество. Но и здесь никто не работает для прокормления так называемого вожака. Единственная его привиллегия — это исключительное право на ласки самок, не оспариваемое у него молодыми самцами.
Зато на нем лежит обязанность заботиться о безопасности стада, в то время как оно пасется и молодые играют; он обязан подавать сигнал при приближении врага, быть последним при отступлении и защищать тыл.
Когда молодые самцы выростут, они отобьют у него самок, и если он достаточно еще силен, то прогонит их из стада и будет вынужден довольствоваться остатками своего гарема. Но и здесь мы не видим ни следов власти, ни эксплуатации.
У одних только муравьев мы находим следы эксплуатации в виде рабства; но это рабство только относительное, ибо рабами являются исключительно рабочие муравьи, принадлежащие к другой разновидности и взятые еще куколками. Они рождаются у своих повелителей и не могут себя считать принадлежащими к одной с ними разновидности, ибо в сущности исполняют только те функции, которые должны были бы исполнять в родном муравейнике.
Везде мы находим солидарность, а если иногда и встречается подчиненность, то сознательная, обдуманная и всегда основанная на согласии индивидуума, а не слепая покорность. Бесчисленные восстания, какими обозначен исторический путь пролетариата, революции против правительств всех времен ясно доказывают, что хотя попытки к освобождению были подавляемы, но чувство независимости никогда не угасало в душе индивидуума, и притупляясь только на время, вновь возгоралась всякий раз, когда этого требовали события.
Следствием предрассудков, привитых воспитанием, было то, что после каждой революции люди возвращались к старым привычкам власти и гнета. С первого момента, как человечество начало себя помнить, оно было всегда управляемо, и поэтому неудивительно, что оно не может верить в ничем не регламентируемую свободу. Но в настоящее время предрассудки падают под ударами, наносимыми им духом критики, и врожденное чувство независимости находит себе надлежащее выражение: человечество не желает больше иметь повелителей и требует свободы.
Итак ассоциация необходима человеку; она условие sine qua non его интеллектуального развития. Но из того, что человек не может жить вне общества, не следует заключать, что он должен приносить себя в жертву ассоциации, ибо общество имеет raison d'etre постолько, посколько оно выгодно для индивидуума. Если оно ему вредит, то он имеет право уклониться от него, и в таком случае мы должны будем признать, что общество, эта абстрактная величина найденная социологами и политиками, по существу своему не имеет никакого права и никакой власти над индивидуумом; что благосостояние индивидуума ни в каком случае не должно приноситься в жертву обществу; что такие величины, как: власть, собственность, отечество, семья — только орудия, придуманные теми, кому это выгодно, для упразднения индивидуальности человека и эксплуатирования его в их исключительную пользу.
Что общество не имеет потребностей, ему только свойственных, и не представляет собою независимого организма — это очевидно, и все сравнения, которыми хотят нас убедить, слишком искусственны и бездоказательны. Во многих случаях общество можно сравнить с организмом, и сравнение будет более или менее удачно, но полной идентичности не существует.
Индивидуумы ассоциируются ради того, чтобы наилучшим образом использовать свои силы; ассоциация бывает временной или постоянной; взаимные отношения индивидуумов в ней могут быть самыми разнообразными, но все это не создает отдельного живого существа, и, когда во имя этого якобы организма пред'являются какие то особые права, противоречащие правам индивидуумов, его составляющих, то это только доказывает, что те члены ассоциации, которые присваивают себе право управлять обществом, желают выдвинуть вперед свои личные интересы в ущерб интересам прочих членов ассоциации.
Если бы общество было построено на естественном базисе, то социальные интересы не сталкивались бы в нем с индивидуальными; представляя собою конгрегат клеточек, животное не ощущает в себе ни одной потребности, которая вредила бы составным его частицам, разве только в случаях патологических, и тогда результатом является гибель части клеточек, и за нею, как следствие, гибель самого животного.
Таково именно состояние современного общества, настолько неуравновешенного, что в нем не только общественные интересы идут в разрез с индивидуальными, но и частные интересы каждого человека находятся в конфликте с интересами его соседей; это состояние патологическое, порождающее гибель целой массы индивидуумов и вместе с тем вносящее беспорядок в общество и влекущее его к упадку и разложению.
Стремление рассматривать и по-днесь человека, как простую принадлежность общества не мало способствовало заблуждению изобретателей социальных систем, которые приносят свободу человека в жертву ради процветания той или другой системы, ими произвольно придуманной.
Что касается анархистов, то они хотят строить свое здание на истинной природе человека и истинном значении ассоциации, и видят в человечестве только обширное поприще, на котором могут свободно эволюционировать всевозможные темпераменты, идеи и концепции. По их мнению, общество имеет право на существование и развитие постольку, поскольку оно внесет улучшение в жизнь человека, взятого как индивидуально, так и вообще; и поскольку оно будет способствовать его прогрессу, предоставляя полный простор его способностям и не полагая никаких ограничений, вредных его личности, кроме уже существующих в силу естественных условий, среди которых он живет.
Некоторые из социалистов, опираясь на мнении Геккеля, следующим образом стараются оправдать свои централистические стремления:
„Будем рассматривать — говорят они — любой порядок явлений, самого различного характера, напр., космогеническую теорию, согласно которой путем постепенного сгущения материи, свободной и колеблемой волнами вихреобразного движения, возникают небесные тела, коих массы, во взаимной связи, подчинены действию одних на другие; — или: нервную систему, а следовательно и интеллект, которые развиваются по мере концентрации клеточек, распределяющихся по разным подразделениям, вокруг общего органа-центра; — или: речь, которая развивается, начав с последовательного расположения слов, неизменяемых и независимых друг от друга, и кончая изменением смысла в связи с изменением составных их элементов, при чем сами слова изменяют свое значение, сообразно взаимному их отношению — со всякой точки зрения мы видим, что эволюция совершается переходом из состояния свободного в состояние концентрированное, и что по мере увеличения концентрации частиц увеличивается и взаимная зависимость их, т. е. действие частиц становится все менее и менее самостоятельным и независимым от содействия других частиц”. (Г. Девилль, „Анархизм”).
Чего только не скажет человек с авторитарным складом ума! Группируясь, клеточки становятся зависимыми друг от друга, и г-н Девилль выводит отсюда заключение, что ни одна из них не может шевелиться без разрешения других. Глубокое заблуждение, господа сторонники власти, очень глубокое! Ассоциируя свои силы, люди, как и клеточки, становятся в зависимость друг от друга только в том смысле, что как хорошее, так и дурное ощущение, испытываемые целым, отражаются на составных частях и, наоборот, ощущение одной составной части передается в большей или меньшей степени целому.
Если бы в конгрегате клеточек, вошедших в состав сложного организма, для одной группы их создалось больше дурного, чем хорошего, — как это произошло в современном обществе с рабочими — то ассоциация не имела бы места, а вы, господа, хотите, чтобы человек с его умом продолжал выносить порядок вещей, которого не стали бы терпеть безконечно малые существа, с самыми простейшими мозговыми центрами.
