они приносят обществу пользу. Что касается человека низшего порядка, то он обречен служить всю свою жизнь, и сравнивать его с гениальным человеком — это значит хотеть унизить интеллигенцию. Вы стремитесь водворить на земле царство посредственностей!”
Только став на строго философскую точку зрения мы сможем смело ответить тем, кто говорит, якобы общество много обязано талантливым людям, что их мнение ошибочно: человек образованный, интеллигентный, обладающий большими познаниями, вследствие пользования научными средствами, предоставленными в его распоряжение обществом в ущерб тем, которые были принуждены работать в то время, когда он усваивал научные знания и открытия — плод работы минувших и настоящих поколений, — такой человек обязан обществу и не имеет никакого права требовать себе избытка жизненных благ; скорее общество имеет право ему сказать: „возврати мне соразмерно тому, что я тебе дало”.
Под обществом мы понимаем всех тех, которые работали в то время, когда он занимался науками, всех тех, кто содействовал производству книг, которые он читал, инструментов, в которых он нуждался для опытов, продуктов, которые он употреблял для своих исследований. Что сделал бы он, при всем своем уме, как бы богато он ни был им одарен, если он не нашел бы всего этого под рукой.
И по какому праву человек, более интеллигентный, диктует законы другим? По праву ли своей интеллигентности? — Но если более сильный дикарь употребляет свою силу, чтобы принудить интеллигентного человека себе служить, скажете ли вы, что это справедливо? Почему нет? — Физическая сила есть также результат естественного подбора, как и интеллигентность. Если есть люди, гордящиеся деятельностью своего мозга, то существуют и такие, которых восхищает сила их мышц; мы имели в истории достаточно примеров, когда грубая сила господствовала над интеллигентностью и требовала первенства, и нам не нужно еще доказывать, что наше предположение возможно. Но лучше того; мы только что видели у Мануврие, что умственное развитие относительно, и что один человек может быть талантливым в одной отрасли знаний и быть неспособным к другой. Нет личностей совершенных, всеведущих, каждый человек имеет свою долю недостатков, присущих вообще человеческой природе, и тот, кто превосходно разбирается в науках, наиболее абстрактных, может очутиться в плачевном положении, если не хуже, при самых обыкновенных обстоятельствах жизни. Некоторые ученые сами не затрудняются сознаться в этом:
„У некоторых ученых умственное развитие постоянно подавляло чувства. Для них нет ни друга, ни семьи, ни родины, ни человечества, ни
Требуя свободы и возможности для каждого развиваться согласно своим наклонностям, далекие от желания уничтожить умственное развитие, как некоторые про нас утверждают, далекие от желания, с ненавистью посредственностей, его подавить, мы хотим, наоборот, снять с умственного развития экономические цепи, освободить его от мелочных соображений корысти или честолюбия, облегчить ему его прогресс, предоставить ему свободный простор.
Подобно тому, как люди будут соединяться в группы, чтобы производить предметы, необходимые для их материального существования, точно также будут соединяться они, чтобы облегчить себе изучение того, что их заинтересует, производить и добывать предметы, в которых они будут нуждаться для своих занятий.
Теперь капитал облегчает одним возможность заниматься науками. В будущем обществе будет достаточно только хотеть, чтобы работать. Лиц, желающих учиться, не будут спрашивать, имеют ли они средства, чтобы жить в течение необходимого для занятий времени? Имеют ли такую-то сумму для взноса за учение? Те, которые захотят учиться, постараются познакомиться друг с другом, сгруппируются по сходным наклонностям; они с'организуют курсы, лаборатории по своему разумению; и те, которые лучше других будут знать как поставить обучение, будут иметь наибольший успех.
Они не будут иметь, как теперь, массу работников, ожидающих их приказаний и готовых исполнить всякое их требование. Нет, для вещей, которых они не смогут производить сами, они должны будут сговориться с теми, кто способен им их доставлять. Они постараются с'организовать обмен услуг, в котором каждый мог бы принимать участие, и это возможно всегда, если только захотеть, между тем как в современном обществе, хотя вы одарены наилучшими способностями, имеете сильнейшее желание утилизировать свои силы, общество может не захотеть ваших услуг, а те, кто обладает капиталом, не всегда имеют желание учиться.
Конечно, в будущем обществе все то, чего кто-либо пожелает, не достанется немедленно по первому требованию, как при капитале. Не достаточно будет сказать: я хочу этого, что бы тотчас получить желаемое; люди должны будут мыслить и работать для того, чтобы реализовать свои желания! Но они будут уверены, по крайней мере, что общество не поставит им никакой преграды: хотеть и действовать — таковы будут рычаги, которые заменят капитал при осуществлении личных желаний.
„Интеллигентный человек, приносящий больше пользы обществу, имеет право на большую долю жизненных благ”, говорят нам. Какой абсурд со всех точек зрения. Мы только что видели, что он должен обществу по крайней мере, столько же, сколько он может ему дать, но имеет ли он более вместительный желудок, чем человек „неинтеллигентный”; имеет ли он больше ртов, большую пищеварительную силу; занимает ли он больше места, когда ложится; удесятерилась ли его потребительная способность сообразно с приобретенными им знаниями?
Обыкновенно, как раз наоборот, — тот, которому недоступны интеллектуальные наслаждения, с большей жадностью набрасывается на наслаждения материальные, и если общество облегчит всем, каждому по его вкусу и согласно его наклонностям, возможность наслаждаться тем, что каждый предпочтет, то что нужно еще более?
Не будет ли это действительно справедливое распределение по правилу: „каждому по его делам”, в этом проявится та справедливость, которую ни один социолог до сих пор не мог отыскать в оправдание какой бы то ни было системы распределения.
„Интеллигентный человек нуждается в более утонченных эстетических наслаждениях, чем дикарь”, говорят нам.
Но ведь сама природа этих наслаждений такова, что они легко ему достанутся, ибо не будут у него оспариваться теми, кому они недоступны. Человек, действительно, интеллигентный в самом упражнении умственных способностей найдет себе награду, точно также, как ученый будет находить в своих работах ту радость, которую он теперь получает от благоволения власть имущих. Соревнование между учеными явится результатом научных занятий, а не погони за деньгами. с которыми нечего будет делать. Ученые, добивающиеся наград за свои „труды” в виде расшитых золотом мундиров и орденов, не могут считаться истинными учеными.
Мы видели, что если общество должно интеллигентному человеку, то и он, в свою очередь, обязан обществу.
Если у него есть мозг, способный усвоить многое, то этим он обязан поколениям, накоплявшим и развивавшим способности, которыми он одарен. Если он может применять эти способности, то это благодаря обществу, которое, сохраняя и накопляя средства, позволяющие сократить время, необходимое для борьбы за существование, облегчает человеку возможность употребить выигранное время на приобретение новых знаний. Ученый, будучи продуктом социальных сил и прошедших поколений, если он и полезен обществу, то в свою очередь сам нуждается в нем, чтобы эволюционировать.
Представим себе, что новый Пигмалион нашел бы средство одушевить мраморную глыбу, которой он придал бы человеческую форму, дав ей жизнь, артист произвел бы только прекрасное создание, неспособное примениться к условиям нашего существования, он не мог бы, даже если он ему создал бы мозг, передать ему то наследство знаний и инстинктов, которые мы получили от целого ряда наших
