уютные пододеяльные дебри, не ощутила.
— Живи, — голос закрался и сюда, шепнул в самое ухо. — Только жизнь ваша короткой будет.
И голос растаял, тьма отступила. Но от последней фразы сделалось настолько жутко, что она вскрикнула и подскочила.
Больничная палата была все той же. И не так темно в ней было, как могло показаться. В окно тыкались черные голые ветви, чуть в стороне неярко светил фонарь. По палате расползались длинные, корявые тени.
Сердце продолжало бешено колотиться. Ей показалось даже, что этим стуком перебудит всю больницу. Но слышен он был только ей. Даже вскрик был легким и тихим настолько, что никто не проснулся. Лишь с соседней койки приподнялась сонная голова.
— Чего кричишь? Врача позвать?
— Нет, — резко замотала головой Лада. — Просто кошмар приснился.
Да, пришла спасительная мысль. Это просто кошмар. Сон, не более. Если приходил в самом деле, подай голос, проявись. Подтверди, что это был ты. Но тьмы не было, и голоса не было. Не то ушел, не то не приходил вовсе. А может, затаился в сторонке, как и обещал, и наблюдал с улыбкой.
Милонег не появлялся больше недели. На тренировки не приходил, в дом не заходил, не звонил. И сам на звонки тоже не отвечал. Оборотень начал беспокоиться. Старуха хмурилась, но молчала. Когда Кот переживал в голос, лишь головой качала. «Все в порядке. Погоди, сам появится».
Так и случилось. Парень позвонил через неделю. Голос был почти веселым.
— Дядя Костя, — издевательски обратился к оборотню. — Заходите в гости. У меня жена из больницы выписалась. Сына покажу.
Кот пришел не один. С ним вместе увязалась и Яга и Игорь. В комнате все осталось по-прежнему, только появилась в углу детская кроватка. Лада была непривычно тихой, от старухи и оборотня держалась чуть в стороне, что не укрылось от взгляда «дяди Кости».
Святослав Олегович спал. Маленький, лысый, красный и орет все время, вспомнил Кот рассказанную Игорем шутку. Впрочем, как все дети. У оборотня мелкие щенки человеческие никогда никаких эмоций не вызывали. Слишком глупы и беспомощны. Старуха же наоборот оживилась при виде малыша до неузнаваемого состояния.
— Уй ти господи, — заверещала бабка. — Каков карапуз.
Карапуз поморщился во сне. Яга повернулась к Ладе и Милонегну, сказала строго:
— Чтоб как «мама» с «папой» выговаривать начнет, научили «баба» говорить.
— Ага, — не сдержался Кот. — У всех будут бабы, как бабы, а у Святослава Олеговича — баба Яга. Вот повезло мальчишке.
— Бабушка, — поморщился Игорь. — Чего ж сразу баба?
— «Бабушка» карапуз сразу не выговорит, — весело отозвался оборотень. — Потому баба.
— Молчал бы уже, — вступился за Ягу Милонег. — Дядя Костя.
Старуха хрипло рассмеялась.
Ладу нашла позже, на кухне. Оставила мужчин в комнате, сама выскочила вслед за девушкой. Прикрыла за собой дверь.
— Что с тобой, девонька? — тихо спросила с порога. — Вижу, что своя не своя, сторонишься. Случилось что?
Девушка отставила заварной чайник, посмотрела на старуху с сомнением, будто боролась сказать или нет.
— Рассказывай, — сухо распорядилась Яга.
— Он приходил.
— Кто? — насторожилась бабка.
— Тот, кого вслух поминать не хочу, тем более к ночи. Я еще в больнице лежала. Ночь была. Не знаю, взаправду ли. А то может приснилось.
Старуха села к столу. Девушку взглядом не отпускала ни на секунду, словно силилась понять Лада в ней живет сейчас, Люда, или вовсе ничего человеческого не осталось.
— Может и привиделось, — кивнула она. — О чем говорили?
— Он к себе звал, про долг напоминал. А я отказалась. Он и ушел, — честно рассказала Лада.
— Милонегу говорила? — прищурилась бабка.
Девушка покачала головой.
— Молодец, и не говори, — похвалила Яга. — Не зачем его терзать, все равно помочь не сможет. А этому, коли еще придет, говори, чтоб убирался. Покуда живешь, прав на тебя у него нет. И не верь ни единому его слову. Тьма это ложь. Под ее покровом все что угодно сделать можно и правды не докажешь и виноватого не найдешь. Пойдем, а то нас уже потеряли поди.
Милонег, которого взял с собой за компанию, ходил по квартире художника с распахнутым ртом. Сам же Игорь отнесся к картинам спокойнее. С творчеством художника Доронина успел познакомиться довольно плотно. Интернет помог. Чего ждать от автора знал, но когда увидел готовый макет немного ошалел. Художник сидел в кресле напротив прилипшего к макету Игоря и курил кальян.
Вячеслав Алексеевич превзошел самого себя. Город на макете выглядел в точности, как оригинал. По пропыленному садовому кольцу ехали машины, въезжали на мост и скатывались с него. Под мостом текла мутная, непрозрачная Москва-река. По ней мимо парка культуры тянулся старенький речной трамвайчик. По набережной и через мост шли люди. В большом количестве гуляли крохотные фигурки в самом парке аттракционов и в парке за Центральным Домом Художника.
Фасады зданий по другую сторону набережной пропылились и молчаливо, словно настоящие, возвышались памятуя о Москве советской, когда были они моложе, когда не развешивали по ним рекламу и чистили чаще и качественнее.
На дальнем краю макета посреди реки торчал странный, как и масса других памятников гигантомана Зураба, Петр в костюме первооткрывателя Америки. Художник оставил идею о прилепленных к памятнику грудях, просто скопировал в миниатюре. Копия получилась мастерской, Петр выглядел столь же нелепо, как в жизни.
— Вас устраивает? — Доронин выпустил густое облако ароматного дыма, на заказчика смотрел с интересом.
— Как вам это удалось? — восторженно пролепетал Игорь.
Последний раз такой трепет в душе возник, когда в далеком детстве у приятеля смотрел на немецкую железную дорогу. Папа соседского мальчишки мотался по загранкам и привозил такие запчасти для игрушки, каких московские коллекционеры детских фургончиков в глаза не видели. Играть в это чудо Игорю в четыре года казалось кощунством, потому он просто смотрел, как сосед укладывает рельсы, безжалостно тыкая их, пытаясь выстроить дорогу, и как гоняет по ним паровозики.
— Три дня гулял, три дня рисовал. Три недели ваял, — пожал плечами Доронин. — Ради вашего макета отложил все остальные проекты. Так вас устраивает результат?
— Более чем, — не в силах справиться с эмоцией затряс башкой Игорь. — Вот только…
Он посмотрел на крышу одного из домов, там, весело улыбаясь, раздвинула ноги нарисованная девка. Будто совращали и дразнила какие-то космические или кармические силы, глядящие из космоса.
— Я же просил без допущений.
Доронин азартно улыбнулся, глаза заблестели.
— Там нет никаких допущений. Залезьте на крышу и убедитесь. Она там уже есть.
Игорь поперхнулся. Безумству храбрых поем мы песню. В этой работе смысла не было никакого. Во всяком случае для заказчика. Зачем это понадобилось художнику одному аллаху ведомо. Сам Вячеслав Алексеевич ничего объяснять не собирался, задорно лыбился и пыхтел кальяном.
— Сумасшедший дом, — выдавил бородатый.
— Прекрасно, — довольно протянул художник. — Тогда осталось два вопроса. Расчет и доставка.
Игорь молча вытащил из кармана сверток, протянул Вячеславу Алексеевичу.
— Здесь вся сумма. Пересчитайте.
