три раза в унисон. Из двух частей одного целого хлынула наконец кровь, растеклась огромной лужей.
Михаил опустил меч, постоял, отбросил его в сторону. Меч растворился в воздухе, так и не коснувшись земли. Тогда Микаэл оттолкнулся от земли, поднялся в воздух и полетел над городом. Вслед ему донесся тяжелый стон, стонала земля. Где-то завыла собака, ее подхватила другая, потом взвыл весь город. На улицах показались первые люди. Город стал оживать.
ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПРО ИЗБАВИТЕЛЯ
(В соавторстве с Дмитрием Шевченко)
Ребенок плакал. Стоял и хныкал, оглядываясь по сторонам. Кирилл подошел к палатке, купил леденец и подступил к ребенку, присел перед ним и протянул конфету.
— Чего ты возишься с этим ублюдком? — донесся голос до Кирилла.
Кирилл отпустил руку улыбающегося ребенка и поднялся.
— Вместо леденцов им пинки надо раздавать, — проговорил все тот же голос за спиной.
Кирилл обернулся. За его спиной стоял высокий парень и со смесью злости и презрения смотрел на ребенка.
— Что ты сделаешь в этот раз? Несчастный случай на путях? — Кирилл спокойно смотрел на обладателя голоса.
— Ты о чем? — парень казался удивленным. — Какие пути? Какой несчастный случай? И что значит «в этот раз»?
— Извини, обознался. Меня зовут Кирилл, — он протянул руку.
— Вадим, — подал руку парень. — Странный ты какой-то, с ублюдышем возился, потом что-то бормотал про несчастные случаи. С женой, что ли, цапанулся? Так пошли зальем горе, тут барчик недалеко есть неплохой.
— Пошли, — согласился Кирилл и отпустил руку нового знакомца.
Странно, но он ничего не почувствовал, взяв его за руку. Не было никаких эмоций, кроме злобы. Холодной, расчетливой злобы, порожденной разумом, а не сердцем. И пустота.
— А за что ты так не любишь детей? — решился спросить Кирилл у нового приятеля, когда они расположились в уютном подвальчике и заказали себе закуски и дорогого бочкового пива.
— Кто тебе сказал, что я их не люблю? — искренне изумился Вадик. — Я люблю детей, и они меня любят.
— А почему тогда ты так был зол на того ребенка? — поразился в свою очередь Кирилл.
— Так он же цыганенок, — сказал Вадим и замолчал, считая, видимо, что все объяснил.
— Ну и что? — не понял Кирилл. — Он ведь ребенок.
— Он не ребенок. — Вид у Вадима был такой, будто он объясняет непреложные истины несведущему человеку. — Он цыганенок, это как бабочки и тараканы. И те и другие — насекомые, но на одних приятно посмотреть, а остальных давить надо.
— А тебе его не жалко? Голодный, оборванный, замерзший…
— Нет, — перебил его Вадик. — Людей вообще не жалко. Собак жалко, кошек меньше, но тоже, в общем, зверье — жалко, а людей нет. Люди не достойны жалости.
— А чего же они достойны?
— Смерти.
Принесли заказ, и Вадим накинулся на еду, уничтожая с неимоверной скоростью, запивая все дорогим пивом как водой.
Кирилл смотрел на него и поражался. В глазах Вадима светился разум, недюжинный разум, но и только. Кроме того, что теперь пересчитывают какими-то IQ, там больше ничего не было. Не было чувств, не было даже элементарной злости, обиды, грусти. Впервые Избавитель был бессилен. Он мог избавить человека от тоски, боли, но не от пустоты.
— Ладно, мне пора, — прервал его раздумья голос Вадима. — Дела, знаешь ли, держи визитку, звякни мне как-нибудь, поболтаем. Дай бог, свидимся. И, кстати, я угощаю. — Он положил на стол пятисотку и вышел из подвальчика, не обращая внимания на возражения Кирилла.
Избавитель сидел за столом, ковырял вилкой в тарелке, визитка лежала напротив. Он еще сам толком не мог понять почему, но точно знал, что позвонит этому странному человеку.
Кирилл позвонил ему через неделю. Как ни странно, Вадик сразу узнал его, сказал, что сейчас занят, и предложил встретиться через три дня.
— Заодно и праздник Победы отметим, — хмыкнул он в трубку.
Они встретились на станции «Фили». На выходе Вадим достал из сумки две бутылки «Будвайзера», открыл и, сунув одну Кириллу, с наслаждением сделал большой глоток. Кирилл осторожно отхлебнул и задумался. Интуиция, отточенная за долгие… гм… годы, подсказывала, что перед ним стоит не простой человек, но в чем его «непростота», он никак не мог понять.
— Твари, — неожиданно процедил сквозь зубы Вадька, провожая взглядом группу молодых людей, направляющихся к Поклонной Горе.
— В чем дело? Ты же говорил, что любишь детей?
— Люблю, но это не дети, это отморозки, которые забыли, что такое «День Победы». Для них это всего лишь очередной повод выпить. Собственно, да и хрен с ними, но вот тебе один пример. Сегодня еду к тебе, на кольцевой входит ветеран, на груди всего две награды: медаль «За отвагу» и орден «Красной звезды». Стал в уголочке и стоит. Я вижу, что ему трудно стоять, подхожу к сиденью, на котором вот такая «золотая» молодежь сидит, и культурно так прошу уступить место. Они на него посмотрели и выдали мне:
— Постоит, плохо воевал, медалей мало.
Я первое время обалдел от такого, а потом ничего, уговорил их уступить место.
— Хорошо, — улыбнулся Кирилл. — Видишь, ведь можно объяснить так, чтобы они поняли.
— Можно. Вот как очнутся, так и поймут, а как забудут, так на то зеркало есть. Подошел, улыбнулся и вспомнил.
— Ты что, бил их? — опешил Кирилл.
— С ума сошел? В метро народищу — не развернешься. Какая, к черту, драка? Так, пару раз в зубы дал и на следующей станции определил тела к выходу. Достали, твари, — неожиданно закончил он и допил пиво одним махом.
Вот оно, толкнуло Кирилла. Как я сразу не почувствовал. Сила, редкая сила. Скрытая, еще не вылупившаяся, но мощная. А если…
— А как тебе все это в целом? — кивнул на проходящих мимо людей Кирилл.
— В смысле? — отхлебнув из очередной бутылки, спросил Вадим.
— Ну, что ты о них думаешь?
— А что я о них должен думать? — удивился Вадик. — Нормальные люди, пришли отметить праздник Победы. Если бы не такие вот отморозки, то вообще все было бы супер.
— А если бы у тебя была власть в руках, что бы ты сделал? — Кирилл замер в ожидании ответа.
— Если бы да кабы, — усмехнулся собеседник. — К стенке, вот и весь разговор.
— Но ведь многих можно исправить, а если невинные попадут? — вздрогнул Кирилл.
— Вот расстрелять сотню-другую публично, естественно, остальные исправятся, хошь не хошь, а на остальное… — Он достал третью бутылку и сделал глоток. — Лес рубят — щепки летят.
— Но разве люди не достойны прощения, понимания? Разве не стоит ради них пытаться их исправить?
— Нет. Если я не прав — докажи, я весь — внимание. — Вадим смотрел на Кирилла с ехидной усмешкой.
— Я попробую. — Кирилл опустил глаза. — Я постараюсь сегодня изменить твое мнение.
— Попробуй, — хмыкнул Вадим, допил пиво и выбросил бутылку в урну. — Пошли, прогуляемся по парку.
— Ну и где твои доказательства? — ехидно интересовался Вадик каждые пятнадцать минут. — Я пока вижу только мои доказательства. — И он показывал на очередную компанию, которая разбрасывала бутылки прямо на газоне, на сопливые парочки, что лизались друг с другом у всех на виду, вроде как напоказ. — Им по фигу праздник, у них есть очередной повод выпить, и все, больше ничего.
