Вернувшись домой, Яна получила небольшую взбучку.
– Ты что это, Ясенька Евгеньевна, с ума меня свести задумала? – спросил ее Лис, выразительно пустив струю дыма в потолок. – За то время, что ты ходила за покупками, можно было бы и до Шотландии добраться… Где тебя носило, ты уж прости меня за грубость?
Яна – в душе потешаясь над Лисовым гневом – вкратце рассказала о происшествии на станции.
– Боги мои, боги… – взмолился Лис. – Только об одном я жалею: что не было меня, когда этот мерзавец, прах его побери, тянул к тебе свои грязные руки…
– Не огорчайся. Баба Зоя оторвалась за всех. Думаю, Павлик ее навсегда запомнит. Со мной все в порядке, – добавила она, когда Лис взял ее руки и внимательно рассмотрел на предмет синяков и ушибов.
– Боги мои, как же я бессилен… – простонал он и поднес Янины ладони к губам. – Ты, должно быть, считаешь меня каким-то убожеством…
– Я считаю, что пора бы тебе заняться обещанным ужином, который я, как настоящий мужчина, добыла в нелегкой битве, – засмеялась Яна.
Лис и правда выглядел подавленным, и Яна уже пожалела, что рассказала ему о Павлике. Самым обидным было, что он винит себя в том, с чем ничего не может поделать. Он привязан к дому, и Яна знала, что это его тяготит. Ей хотелось растормошить его, развеселить, не дать ему впасть в ту черную меланхолию, приступы которой заставляли его на сутки пропадать в своей «норе».
Яна и сама чувствовала себя отвратительно после встречи с Павликом, но она взяла себя в руки и принялась подтрунивать над Лисом, что ужасно его бесило.
«Лучше пусть бесится, – думала Яна, рассматривая его недовольное лицо. – Пусть лучше бесится, чем прячется в свою нору, из которой его потом не вытащишь…»
– Мне и в голову не могло прийти, что тип вроде тебя умеет готовить. – Яна уселась за столом и наблюдала за его красивыми руками, превращающими обыкновенный кусок мяса в гениальный шедевр кулинарного искусства.
– И почему же это, позвольте поинтересоваться?
– Во-первых, мне всегда казалось, что у вас, интеллигенции, всегда имелась прислуга. А во-вторых, ручки у тебя слишком чистенькие и беленькие для этого дела…
– Прислуга, милая Ясенька Евгеньевна, – начал Лис, окинув Яну взглядом, в котором явственно читались воспоминания о ее вечно подгорающей яичнице, – у нас, интеллигенции, естественно, была. До революции мы даже могли себе позволить такую роскошь, как повара… Но маменька моя, во что вы конечно же не поверите, отличалась удивительной простотой нравов. Отец мой, видите ли, женился на бесприданнице, к тому же невысокого сословия… Так вот, маменька моя – и, к слову, на чистоте ее беленьких, как вы изволили выразиться, ручек это никак не сказывалось – умела стряпать не хуже любой поварихи, чему – понимаю, что тебя это решительно удивляет, – она научила и меня, не без моего, разумеется, согласия.
Мне всегда было любопытно, что и как происходит на кухне, почему обыкновенный кусок мяса может иметь совершенно разный вкус, если его по-разному приготовить и сдобрить приправами… После смерти матушки я, признаться, и сам частенько готовил, поскольку некоторые блюда моей экономке просто невозможно было доверить… Так что язвишь ты, милая Ясенька Евгеньевна, совершенно напрасно. Я бы даже сказал, лаешь на слона, как маленькая собачка в известной басне. Ты уж прости старого Лиса, но я никогда не хотел бы попробовать той яичницы, которой ты каждое утро изволила завтракать…
– Тебе бы в актеры, – рассмеялась Яна, пропустив мимо ушей отзыв о своих кулинарных способностях. – Зрители просто падали бы от смеха.
– Боги мои, боги… Теперь я еще и паяц…
– Не обижайся. Просто ты так смешно сердишься…
– Раньше тебе так не казалось.
– Казалось. Только, когда мы познакомились, мне было не до смеха. А потом я тебя просто ненавидела за то, что ты сделал с моим романом.
– Могу я надеяться, что ты больше не сердишься на мою глупость?
– Это было к лучшему. Все к лучшему в этом лучшем из миров…
– Если бы кто-нибудь, цитируя «Кандида», помнил, что это изречение принадлежало сифилитику с провалившимся носом… – грустно усмехнулся Лис. – Весьма показательно, что Вольтер вложил эту фразу в уста неудачника…
– Иногда мне, правда, кажется, что все – к лучшему.
– Иногда моя девочка попросту не хочет задумываться о завтрашнем дне… И, увы, это «иногда», так задумчиво ею произнесенное, и «всегда» – одно и то же…
Одно и то же… Яна уютно устроилась на плече умолкшего Лиса и сейчас, вспоминая его слова, думала, что он прав.
Она никогда не понимала, что такое – завтра. Есть люди, для которых «вчера» и «сегодня» – единственный, как это ни парадоксально, способ выживания. «Завтра» для них – что-то темное, зловещее и такое туманное, что одна мысль о нем вызывает приступ панического страха.
Вот и сейчас, лежа на Лисовом плече, Яна даже не пыталась представить, чем закончится этот странный, невозможный, абсурдный роман. Это был ее мужчина; ее мир, куда она никого не хотела пускать и куда действительно никто не мог войти, потому что ни одна живая душа, кроме, разумеется, Ленечки, не знала о его существовании. Но Леня появлялся в этом мире лишь периодически и никому не мешал, в отличие от Ольги, которая всюду лезла со своими благими намерениями…
Лис тихонько погладил ее по волосам, и она прижалась к нему всем телом.
– Ясенька…
– Что?
– Да так, ничего… Яна приподнялась на локте и заглянула в его глаза – два дымчато-серых осколка, присыпанные пеплом.
– У тебя глаза такие чудные… – сонно улыбнулась она.
– А у тебя – ореховые. Как скорлупка фундука, – ответил Лис и нежно поцеловал ее в завиток волос на виске, за которым спрятался маленький шрам. – Спи…
Может быть, Яне просто почудилось, но и в его взгляде, и в его поцелуе, и в его приглушенном шепоте скользнула такая тоска, что у нее защемило сердце.
Глава 15
Он исчез.
Яна ждала его все утро, за которое выкурила пачку сигарет, весь день, на который ухлопала еще полторы пачки, весь вечер, приумноживший количество окурков, и полночи. К ночи недоумение сменилось отчаянием: Яна не выдержала и заглянула в кабинет, где царила абсолютная тишина.
Куда он пропал? Что могло произойти? Или он попросту не хочет ее видеть? Но почему? Все ведь было так хорошо… Во всяком случае, ей так казалось.
«Вот именно, что казалось… Тебе, дурочке, казалось…» – злилась на себя Яна.
На террасе опять задребезжал мобильный. Звонили весь день, но Яна ни с кем не хотела говорить, даже с Ольгой. Тем более с Ольгой, с предательницей, которая выдала ее Павлику, хоть и знала, что Яна категорически не хочет с ним встречаться…
До трех часов Яна прорыдала в подушку, потом заснула, но сны были жуткими и вязкими, как трясина, из которой Яну постоянно выдергивали шорохи, от которых она просыпалась с надеждой, что увидит Лиса.
Следующим утром Яна постаралась взять себя в руки. Покормила и выгуляла Ганса, сделала себе «фирменную» яичницу. Она долго смотрела на тарелку с дымящейся бесформенной массой, а потом быстро, со злостью, вытряхнула содержимое тарелки в мусорное ведро.
После этого, немного успокоившись, Яна начала расписывать очередной эпизод, но Муза – стоило ли
