со своей кастрюлей, чтобы жениться на Донской!
В такт собственным словам Карпухин покачивал своей большой головой.
– Неужели он решился на убийство?! – не поверила я. – Такой человек…
– А что, редко, что ли,
– Действительно, нередко это случалось, – усмехнулся майор. – Но тут вы оба ошибаетесь: Дружников Татьяну не убивал. Он действительно согласился с ней встретиться, но в последний момент передумал и послал в их с ней «любовное гнездышко» своего телохранителя, Егора Юдина. Ему приказали следующее: утихомирить Донскую и попытаться как-то от нее откупиться, так как Дружников твердо вознамерился с ней порвать раз и навсегда. Кстати, к тому времени ему уже сообщили версию, состряпанную совместно Анфисой и медсестрой Малининой, и наш депутат пребывал в полной уверенности, что именно его любовница грохнула врача за сексуальные домогательства с его стороны. Видимо, именно это и стало решающим фактором: Дружников ни в коем случае не желал упоминания в СМИ своего имени рядом с именем убийцы, пусть даже и жертвы предполагаемого преступления со стороны врача. Поэтому, в частности, он – через посредников – надавил на следователя по делу – Горчанинова, потребовав от него: обвинить во всем Рубина и тихонечко закрыть дело.
– Значит, Донскую убил телохранитель? – нетерпеливо спросил Никита.
– Если верить ему и Дружникову, произошел несчастный случай. Квартира находится в пентхаусе и имеет собственный выход в зимний сад на крыше. По словам депутата, она любила туда захаживать, вот и Юдин нашел ее там – в расстроенных чувствах, естественно, заплаканную, но при полном параде, ведь она ожидала любовника…
– А дождалась его «шестерку»! – закончила за Карпухина Вика. – То-то она
– Не то слово, – подтвердил майор. – Устроила настоящий скандал: к тому моменту она уже порядком накачалась коньячком пополам с какими-то таблетками – так утверждает Юдин. Донская верещала, дралась и царапалась, как дикая кошка, и телохранителю никак не удавалось ее утихомирить. Здание высотное, перила низкие и уж никак не рассчитанные на бои без правил… Короче, девчонка неудачно оступилась, Юдин не успел ее схватить, и она благополучно спланировала на асфальт, разбрызгав весь свой небольшой умишко по тротуару… Прошу прощения, дамы! – поздновато спохватился майор, слегка смутившись. – Юдина опознала соседка Татьяны, так что с этим проблем не предвидится.
– Вы ему верите? – с сомнением спросила я. – В смысле, что охранник не убил ее преднамеренно?
– Пока что его заявление сложно опровергнуть, – вздохнул Карпухин. – В квартире повсюду – пальчики Татьяны, ее любовника и телохранителя. Никто не видел, как он ее сталкивал, точно так же, как ни одна живая душа не видела, как она упала
– А если он его и отдал, то не в письменной же форме! – перебил Лицкявичус. – Сейчас в их интересах покрывать друг друга.
– Все верно. На данный момент мы имеем лишь то, что имеем, а именно – версию Дружникова и Юдина. Честно говоря, у меня нет оснований подвергать ее сомнению.
– А что же с дневником Геннадия? – вспомнила я. – Как он попал к Денису Розбашу?
– Лариса, опять же, постаралась! Она рассудила, что Розбаш – самый вероятный подозреваемый в убийстве Рубина, если кого-то не устроит кандидатура Татьяны – так сказать, запасной вариант. Само собой, Анфису Караваеву Смирнова не поставила в известность о том, что случилось на самом деле, поэтому все решили, что убийца – Татьяна. Кроме того, Караваева, зная об уже имевших место и благополучно замятых случаях агрессии и попыток самоубийства, отнесла и то происшествие на счет медикаментов, принимаемых Татьяной по назначению врача клиники. Руководство требовало замести следы, и версия об изнасиловании пришлась весьма кстати. Однако потом в «Сосновом раю» появился Леонид, и все снова пошло кувырком. Конечно же, Лариса не могла и представить себе, что Кадреску ведет серьезное расследование, поэтому она даже позволила себе расслабиться и завести с ним романчик. Затем он начал как-то подозрительно активно интересоваться обстоятельствами гибели Рубина. Сперва Смирнова думала, что этот интерес порожден его страхом за себя и болезненным любопытством, но когда Леонид попросил ее достать пробы крови и мочи Артура Степанова, она заподозрила неладное. Лариса отдала Леониду фальшивые результаты анализов актера – именно поэтому мы никак и не могли связать его с остальными людьми из списка, подброшенного под дверь Кадреску. Она решила, что на этом все и закончится, но не тут-то было: Леонид продолжал копать дальше, и Лариса окончательно уверилась в мысли, что он что-то подозревает. Тогда она решилась на отчаянный шаг и подбросила дневник Рубина Денису Розбашу – в надежде сбить Леонида со следа.
– А где она его взяла? – спросила я.
– В кабинете Рубина, после убийства. Она справедливо полагала, что там полно компромата на нее, да и, возможно, изложены соображения Рубина по поводу той информации, которую он собирался предоставить СМИ и Комитету.
– Не проще ли было избавиться от дневника?
– Даже не представляю, чего ради Смирнова хранила эту улику. Однако, как выяснилось, она поступила таким образом не зря: вырвав листы, бросавшие тень подозрения на нее саму, Лариса очень удачно подставила Дениса. И я едва на это не купился! К счастью, все случилось так, как случилось.
– Да уж –
– Ну, не надо такого трагизма – не погиб же! – отмахнулся Никита. – Да и вообще, ничего такого уж страшного с ним не случилось!
– Ты не прав, Никита, – серьезно возразил ему Лицкявичус. – Такого не должно было произойти, и это – моя промашка! В тот последний день до Ларисы со всей ясностью дошло, что Леонид не попался на ее удочку. Она «застукала» его в кабинете у Анфисы и поняла: он солгал ей о том, что собирается ночевать в «Сосновом раю». Смирнова сообразила, что Леонид, скорее всего, намерен покинуть клинику со сведениями, добытыми им в компьютере заведующей, и с подозрениями, никак не вязавшимися с версией, так тщательно ею подготовленной. Все усилия тренерши по запутыванию следов оказались напрасными, и она осознала, что нужно действовать срочно и радикально. История с Рубиным, по иронии судьбы, повторялась! Нам следовало немедленно отозвать Кадреску из клиники, как только мы начали четко понимать, что к чему. Он слишком задержался там, и вот результат. Если бы не Ким…
Он замолк, и я нашла возможным спросить:
– А что же делать с «Сосновым раем» и их незаконной деятельностью? Неужели никак нельзя привлечь их к ответственности по линии Комитета? Или через Комиссию по этике – нужна же она зачем-то, черт подери?!
– Что касается Комиссии, – вздохнул Лицкявичус, – боюсь, ничего не выйдет. «Сосновый рай» – коммерческое учреждение, и действие Комиссии на него не распространяется.
– Но это же нонсенс! – разозлился Никита. – Зачем тогда нужны все эти бюрократические организации, если они не работают в платном секторе?
– К сожалению, друг мой, – печально отозвался Павел, – они плохо работают и в бесплатном – таковы реалии нашей жизни! Кроме того, думаю, у клиники есть богатые и влиятельные покровители, поэтому бороться с ними официальными методами очень нелегко. Одна надежда – на судебные дела с участием знаменитостей, если Руцкая и в самом деле доведет дело до конца!
– Но можно же что-то сделать? – не унималась я.
– Можно! – неожиданно ответил Лицкявичус. – Я попробую подать сведения на салант и на другие препараты, действие которых мы имели возможность оценить, во Врачебную палату. Будем надеяться, что там найдутся неравнодушные люди.
– Слабая надежда! – пробормотал Павел, постукивая костяшками пальцев по подлокотнику кресла. – Нам ли не знать, что происходит во Врачебных палатах, и как именно выдаются лицензии на лекарства – особенно в том случае, когда они уже свободно продаются на рынке и считаются вполне безопасными!
– И кому охота рассматривать какие-то там
– Дело даже не в этом, – сказал Лицкявичус. – Если Врачебная палата примет наши замечания, это
