Слава еще не завтракал и вообще ему нечего на улице делать. Ступайте, мальчики, нехорошо под окнами стоять.
В ответ раздался смех. Первым засмеялся Федька Крутиков: он увидел Славу, который, прихрамывая и морщась, вышел на крыльцо и направился к ребятам.
Вслед за Федькой засмеялись и остальные ребята. А когда взглянули кверху и услышали, как ойкнула Олимпиада Владимировна, то смех перешел в дружный хохот. Олимпиада Владимировна растерялась, но сделала вид, что происходящее ее не касается.
Сережа громко крикнул:
— Ну вот, теперь полный комплект! Не бойтесь, Олимпиада Владимировна, честь двора не уроним. Айда, ребята! Направ-во! Левое плечо вперед — марш!
Ребята дружно зашагали. В строю шел и Слава. Хромать он почти перестал.
Итальянская скрипка
Если репродуктор незаметно снять с гвоздика и поставить на стол, а рычажок, регулирующий громкость, сдвинуть влево, то мама вряд ли догадается, что сын, вместо того чтобы заниматься, слушает концерт. У Вальки за несколько минут до начала передачи все готово. Теперь можно для виду немного побормотать что-нибудь себе под нас: пусть мама думает, что он зубрит.
За окном — мороз. Он затянул стекла ровной мохнатой пеленой. Время от времени ветер качает деревья старого сада, и тогда на мутном белом фоне окна судорожно мечутся черные тени.
Вот, наконец, и концерт. Звенящий женский голос объявляет там, в концертном зале, начало программы. Валька пытается представить, какой он, этот зал, но не может. В наступившей тишине слышно разноголосое покашливание. Люди готовятся слушать.
Оркестр начинает торжественную, строгую мелодию. В ней преобладают солидные звуки низкого регистра, и вся она кажется чем-то незыблемым, прочным. И вдруг, эту стройность нарушает скрипка. Она прорывается через звуки оркестра. В ее голосе — торжество, будто она вырвалась на волю. Постепенно оркестр все больше подчиняется ей. Он как бы прислушивается, стихает. Скрипка и оркестр начинают общую песню — мягкую, задушевную и мужественную.
Скрипка… Валька почти вплотную припал к репродуктору. Он уперся подбородком в кулак, и глаза у него стали задумчивыми, совсем не детскими.
— Валя!
Он вздрагивает, но продолжает слушать. Мама откладывает в сторону шитье и подходит к столу.
— Валя, нехорошо так. Или уж уроки учи, или спать ложись. Времени-то ведь много.
В голосе у мамы нет сердитых ноток. Хотела погладить Вальку по голове, но сын посмотрел на нее так серьезно, что она постеснялась это сделать.
— Я слушаю, мама. Не мешай, пожалуйста.
— Днем ведь можно послушать! Не убежит никуда твоя музыка.
Спор длится недолго. В конце концов Валька сердито фыркает и встает из-за стола. Пока он чистит зубы на кухне, мама задумчиво смотрит в окно и вздыхает.
Новое увлечение у сына — скрипка. То на гитаре сам играть научился, потом на аккордеоне, а теперь вот скрипка…
Лежа в кровати, Валька долго еще вспоминал музыку. А потом ему спился концертный зал, весь обитый черным бархатом с золотыми цветами. Палочка дирижера взлетала стремительно, и от нее метались по стенам и потолку тревожные тени.
Шурка Злобин знал, казалось, все на свете. Это он и предложил Вальке отправиться к старику Фишеру. Шурка неведома где разнюхал, что Фишер когда-то преподавал в консерватории, а сейчас не работает, на пенсии. Но главное было не в этом. Главное Шурка сообщил, понизив голос и отведя предварительно Вальку в угол:
— Он знаешь какой? Он и сейчас учит. Только бесплатно. Ну да! Учит тех, кто ему понравится, понял?
Шурка страшно удивился, когда Валька отказался идти к Фишеру.
— Да ты что, того? — спросил он и выразительно покрутил пальцем у виска. — Да ты ему запросто докажешь. Вон как ты на аккордеоне даешь. — Не-е-т. Ты это брось!
Но Валька только крутил головой. И с чего это Шурка взял, что он, Валька, хочет учиться играть на скрипке?
Однако удивления разыграть не удалось. Шурка обиженно шмыгнул носом и повысил голос.
— С чего взял? С чего взял, да? Ты сам говорил, что хочешь научиться. Помнишь, когда на каникулах в театр ходили?
Дня через три Шурка, как только увидел Вальку, бросился к нему, молча схватил за руку и потянул за собой. В углу коридора, где они остановились, Шурка заговорил быстро, возбужденно.
— Я у него был! Он согласился, чтобы ты к нему пришел, понял? Я с тобой тоже пойду, так что все в порядке будет.
— Постой, постой. Ты о чем? У кого ты был? А-а-а…
— Вот-вот, у Фишера у этого.
— Ну и что?
— Как что? Да я тебе сколько времени толкую, к нему теперь вместе пойдем. Я тебя представлю, понял?
Валька даже не сразу нашелся что сказать. Худенький, высокий, с растрепанными русыми волосами, он стоял перед низеньким, коротко остриженным, большеухим Шуркой.
— Я тебя просил? Просил я тебя ходить, клянчить? Сам иди к этому старику, играй, а я не пойду.
Валька решительно повернулся и зашагал в класс.
— Постой! — Шурка догнал его и дернул за рукав. Вид у Шурки был растерянный, зеленоватые глаза бегали. — Ты же ерунду городишь. Ты не торопись, понял? Дай-ка я тебе что-то скажу.
И стоило Вальке остановиться, как Шурка перешел в наступление. Чего только он Вальке не наговорил! Глаза у него перестали бегать, Шурка воодушевился и, чтобы было удобней размахивать руками, положил портфель на пол.
Прежде всего он заявил, что Валька его подводит. Он, Шурка, обещал привести своего друга, ему неудобно идти одному. Это не по-товарищески. Покончив с этим доводом, Шурка повел атаку с другой стороны.
— Из тебя, может, Давид Ойстрах выйдет, понял? А ты упираешься. Тебе же, чудаку, добро хотят сделать. Да и не только тебе. Если есть у тебя талант, так ты обязан его применить, понял?
Валька, конечно, понимал, что Шурка беззастенчиво льстит. И все же ему было приятно слушать, что о нем говорят, как о талантливом мальчике. Он больше не возражал, а только краснел и слушал. Когда Шурка кончил говорить, Валька еще молчал несколько секунд. Вдруг, словно проснувшись, затряс головой и смущенно начал отнекиваться. Однако возражения были уже робкими, неуверенными. Шурка их просто слушать не стал.
— Э, чего там! — протянул он и нагнулся за портфелем. — Вот отсидим уроки, и айда к Фишеру.
Домик смотрел на улицу тремя окнами. Сбоку — ниша парадного, на двери — голубая стеклянная ручка. Шурка, став на цыпочки, деловито подергал отполированную ручку самодельного звонка.
Звука колокольчика не было слышно. Но вот послышались шаги, кто-то загремел засовами, дверь
